Потерянные под соснами - Владимир Олегович Шалев

Гермес различил в кустах кабана и аккуратно достал нож. Он уже видел этих зверей в лесу и обходил стороной, зная, где пролегают их тропы. Историй он слышал множество, а сейчас понимал главное – не нужно его беспокоить.

Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не дрожать, он медленно попятился в вниз. Кабан наблюдал из-за кустов и через мгновение подался вперёд. На тропинку вывалился большой бурый хряк высотой с немецкую овчарку. Гермес понимал, что убежать не получится. Он медленно убрал нож в ножны дабы показать вепрю, что не будет нападать, да и обычный лесной ножик против такого гиганта бесполезен – слишком толстая шкура.

Оставалось буквально несколько минут до «маяка», а назад путь был не близким. Он медленно поднял руки, но жест был понят неправильно. Холка на толстом горбу зашевелилась, ощетинившись, кабан неожиданно бросился на Гермеса.

В считанные секунды он сократил разделяющее расстояние и сбил геолога с ног. Хряк по инерции пронёсся дальше, чуть ниже по склону, а Гермес приземлился на четвереньки. Пока кабан брал манёвр для разворота, Гермес вскочил и со всех ног побежал вдоль горы к шахтам. Казалось, он слышал тяжёлое фырканье за спиной, и от того бежал что было мочи. Преодолев каменный спуск, ничего не замечая, он бросился в расщелину заваленного входа. Гермес продирался сквозь тьму, царапался об сужающийся проход, наконец, достигнув самого узкого места, достал телефон и включил фонарик. Мокрые слюдяные стены блестели. В узком тоннеле он был один.

Гермес поуспокоился и гуськом прошёл внутрь штолен. Смазав пот, он осмотрелся, будто и здесь мог поджидать лесной зверь. Гермес стоял на развилке в несколько коридоров. Было пыльно и тихо. Несколько штреков уводили в темноту, и только один вёл к краю горы, к затопленной решётке.

Гермес бывал здесь не раз и понемногу стал успокаиваться, сел на холодные камни, прижался спиной к острым стенам и закурил. Последний раз диких зверей в зоне он видел четыре года назад, ещё со своим наставником.

Время тянулось незаметно. Спустя десять минут сердце успокоилось, а через час Гермес решил вылезать. Он мерно выждал ещё один час, замёрз окончательно и, перебарывая страх, направился на выход. Завидев свет в конце узкого тоннеля, он опять вынул нож и прислушался. Звуков не было. Постоянно вслушиваясь, медленно и аккуратно, он полусогнуто вышел на поверхность.

Возвратившись к лодке, он заметил вокруг неё множество мелких следов. На глине отпечатались копытца. Гермес в тысячный раз ощутил прилив адреналина, ускоренно перевернул лодку, поставил на воду и с разгона запрыгнул, задавая инерцию.

Теперь он усиленно грёб вёслами, всматриваясь в удаляющуюся зону. Страх отпускал. На том берегу никого не было видно.

АВГУСТ

1

К вечеру ветер совсем успокоился. Если весь день он будто бы с кем-то ругался, то сейчас чуть слышно что-то шептал или напевал колыбельную бушующему перед сном солнцу. Небо над горами заливалось розовыми и оранжевыми оттенками, озеро всё впитывало и отражало. Это был последний красочный взрыв световой фазы дня, ее выплеск завораживал и отражал в себе весь прошедший день. Солнце, создающее это великолепие, будто старалось поразить последний раз, перед тем как передать штурвал другому капитану. Этот всплеск небесных волн начинал угасать, и солнце скрывалось за горами.

Для Гермеса день был таким же обыкновенным, как и большинство предыдущих. Конечно, с появлением Дафниса его повседневный досуг изменился, но не вышел за рамки привычной рутины.

Для Дафниса, уже находящегося в поселении достаточное время чтобы обвыкнуться, день тоже не вызывал душевных потрясений. Он находился на промежуточной стадии адаптации к лесной жизни. Простыми словами, дерево с кружками его уже не удивляло, но долгие разговоры за кухонным столом всё ещё вскрывали чувства глубинных переживаний.

Для Элеи же всё до сих пор было диковинно. Она приехала сюда во второй раз и ещё совсем ни к чему не привыкла.

Из людей она была таких, кто детали подмечал, но особого трепета к ним не испытывал. То есть, конечно, она видела закат фантастического цвета, видела переливающуюся водную гладь. Она понимала всю трепетность живой, первозданной природы, вечной в своём проявлении, и столь редко ею наблюдаемой в силу городского типа жизни. Она всё понимала, но ничего не чувствовала. И собственное безразличие тоже сознавала, чувствуя лишь жалость и мерзкую, пронизывающую тоску. Единственные чувства, ютящиеся в её душе.

Элея познакомилась с Дафнисом в полные семнадцать, к тому моменту её любовный опыт был практически нулевым. Формируясь в железных клешнях отца и пренебрежительном отношении матери, только к семнадцати годам она начала ощущать себя в этом мире хоть немного полноценно. И в тот момент, как по волшебству, в поле зрения оказался Дафнис. Достаточно феминный, гладковыбритый юноша, сказавший Элее несколько заурядных фраз об её завораживающей уникальности, показав ей другой отношение, отличное от родительского. В первые недели общения сознание Элеи и нарисовало ту фигуру Дафниса, которую она снова начала вскрывать из памяти, когда ехала в лес.

Дафнис, по сути, был зеркальным отражением отца Элеи. И не просто другим человеком, у которого отличаются взгляды на мир и житейские ценности, а именно противоположным по всем этим критериям. Где отец Элеи проявлял грубость и оскорбления, Дафнис показывал сочувствие и нежность. Там, где от Элеи всё детство требовались чрезмерная внимательность и послушание, Дафнис либо не замечал, либо обесценивал, сам того не ведая. Казалось бы, обесценивая, он должен был отталкивать Элею от себя, но происходило обратное – она всё прощала и сильнее притягивалась.

Острые эмоции притуплял страх разрушить идеальный образ, а обычные деньки были и так спокойными, что тоже было для Элеи в новинку, лишь укрепляя её привязанность.

Солнце ещё ниже опустилось за горы, из леса повеяло тьмой. Весь закат Элея сидела на деревянном помосте основного лодочного пирса. Укутавшись в лесную брезентовую куртку, она тщетно старалась не привлекать внимания вездесущих комаров. У этих насекомых был вечерний вылет, в течении часа они, как безумные, искали свою кровавую пищу.

Позади затрещали разгорающиеся брёвна. Это пришедшая из бани Варвара зажгла вечернее костровище, предназначенное для совместных посиделок, бурных разговоров и песен под гитару. Элея, недолго размышляя, направилась к огню. Она села на скамейку, собранную из поваленной крупной берёзы и двух сосновых пеньков.

Огонь разгорался, а со спины подползала ночь.

День за днём Элея привязывалась к Дафнису всё сильнее. Она долгое время этого не замечала,