Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

А потому, если вы читаете эти строки, то запомните мой родительский совет: правитель должен править народом безупречно, как заботливый пастух, отринувший свой посох добрый ради слова убеждения. Несите наследие своего отца и надейтесь, что оно просияет в ваших руках, словно ледяная тольуса. Отныне весь народ Укьу-Тааса на вашем попечении, а потому никогда не забывайте, что следует поступать правильно.

Дьана выхватила кусок ткани из рук Ноды Ми и прочла кровавые буквы своими глазами. Узнав почерк отца, она не выдержала и безутешно разрыдалась. Трудно было вообразить, какой ужас пришлось пережить ее родителям в последние минуты жизни.

Тодьу тем временем мужественно стоял рядом с сестрой. Хотя он всегда презирал слабака-отца, мальчика впечатлило, что тому на пороге смерти хватило мужества написать письмо детям кровавыми буквами. В его воображении мать перебила столько туземных рабов и предателей, сколько звезд на небе, и, если бы не коварные предатели, ее никому и никогда не удалось бы одолеть.

Нода опустился перед детьми на колени и обнял двух осиротевших пэкьу-тааса, желая их утешить.

Немедленно разразилась буря: собравшиеся таны и наро-вотаны принялись взаимно обвинять друг друга.

– Это определенно заговор, который Кутанрово Ага устроила против пэкьу! – выкрикнула одна из танов. Она принадлежала к числу сторонников мирного сосуществования, которые вернулись к власти вследствие разразившейся под влиянием тольусы эпидемии безумия. – Нам известно, что Кутанрово была недовольна властью пэкьу, и, без сомнения, она в союзе с туземными мятежниками состряпала план, как заманить Танванаки в засаду. Пэкьу, скорее всего, лично убила ее.

– Какие доказательства способна ты привести в пользу столь возмутительного обвинения? – требовательно вопросил один из непреклонных.

Безумие тольусы здорово проредило их ряды, но этот тан, будучи одним из ближайших соратников Кутанрово, тоже имел потайной запас улучшенной тольусы, которая и поддерживала его во вменяемом состоянии.

– Тан Кутанрово отдала жизнь, защищая пэкьу! Признаться, мне кажется, что, скорее уж, имел место заговор с вашей стороны. Это как раз в духе соглашателей – сюсюкать с туземцами, пытаясь договориться с ними по-хорошему.

– То, что Кутанрово не упомянута в предсмертной записке императора, само по себе достаточно красноречиво, – огрызнулась примирительница. – Он целый абзац посвятил похвале Ноды, а про Кутанрово даже и словом не обмолвился. Почему? Да потому, что подозревал о ее роли в засаде.

– Несусветная чепуха, – парировал непреклонный. – Нам всем прекрасно известно, что слабак Тиму не любил тана Кутанрово. Между прочим, в письме и про пэкьу тоже не упомянуто. Следуя твоей логике, мы должны рассматривать это как доказательство того, что Танванаки сама и организовала это кровавое нападение, так, что ли?

– Но ты же видел, что Кутанрово погибла от множественных ударов боевой палицей. Кто, кроме пэкьу, обладал достаточным умением, чтобы одолеть могучую тан-гаринафин в поединке? Наверняка Кутанрово взбунтовалась!

– Помимо ран от палицы, на ее теле много следов, оставленных туземным оружием. Если тан Кутанрово спелась с местными – обвинение настолько нелепое, что на него даже отвечать не стоит, – то почему они напали на нее?

И так далее и так далее…

Даже несмотря на то, что в Киго-Йезу для проведения расследования был отправлен специальный отряд, ясности не прибавилось: на месте схватки не нашли ни одного трупа нападавших. Нода Ми божился, что их было множество, но, вероятно, негодяи позже вернулись и уничтожили улики, указывающие на их предательство. Не обнаружила поисковая партия и признаков их бегства. Впрочем, если среди презренных мятежников имелись опытные охотники из числа льуку, они вполне могли замести следы. Догадок высказывалось немало, однако засада в Киго-Йезу по-прежнему представляла собой неразрешимую загадку.

Нода Ми лишь посмеивался про себя. Его план запутать всех удался на славу. Он особенно гордился тем, что заставил Тиму написать записку. Этот сентиментальный идиот оказался верен себе даже в предсмертном послании: оно было наполнено ненужными цветистыми фразами и избитыми цитатами из классиков ано, пусть и было написано буквами зиндари, а не логограммами. Нода не стал диктовать императору текст, лишь обозначил основные моменты (единственное, что его на самом деле волновало, – это абзац, полностью обеляющий его самого), предоставив перепуганному Тиму возможность самому выражать свои мысли, – так письмо получилось более убедительным.

Пока вожди льуку выдвигали противоречащие друг другу теории и старались извлечь из трагедии свои политические выгоды, Нода Ми еще крепче прижал к себе сироток.

– Боги свидетели, – поклялся он, – пока я дышу, вы будете со мной в безопасности.

Три месяца спустя

Дул холодный ветер, небо затянули плотные облака.

Крифи, город шатров, был объят тьмой и тишиной. Нода Ми решил, что настала самая подходящая ночь для осуществления его замыслов.

Большинство танов из партии непреклонных отсутствовало. Они взяли гаринафинов и воинов, по крайней мере тех, кого еще не затянуло в трясину навеянных тольусой кошмаров, и отправились совершать набеги по всему Укьу-Тааса. Врываясь, подобно стае голодных волков, в города и деревни, они выламывали двери, вытряхивали содержимое корзин и коробок, обыскивали шкафы и сундуки, вспарывали матрасы и подушки для сидения. Все это делалось в стремлении найти доказательства заговора против льуку и отомстить за Танванаки и Кутанрово.

Выстроив перепуганных туземцев в шеренгу, каратели сперва спрашивали, принимал ли кто-то из них участие в мятеже. Не получив, разумеется, удовлетворительного ответа, они выбирали жертв произвольно и вымещали на них злобу: заваливали седовласых старцев камнями, пока те не задохнутся; разбивали младенцам черепа на глазах у родителей; совершали ритуальные изнасилования, кастрации, расчленения, заживо снимали с несчастных кожу.

После этого признания из уст уцелевших местных жителей лились рекой, и у непреклонных создавалось впечатление, что все население Руи и Дасу поголовно состоит из заговорщиков или шпионов. Чем больше происходило убийств, тем больше выдвигалось обвинений, результатом чего становились новые бойни. Жажда крови – страшное дело: это чудовище становится только все более голодным по мере того, как его кормят.

Соглашатели, в свою очередь, занимались поддержанием порядка. Они посещали туземные гарнизоны и подкупали командиров деньгами и посулами предоставить им больше власти. Они старались излучать силу и уверенность, понимая, что обеспечить преданность солдат из числа перебежчиков – это единственный шанс не дать Укьу-Тааса перейти последнюю грань.

Нода Ми пробирался через Крифи, не обращая внимания на стоны и мычание, доносившиеся из шатров, мимо которых он проходил. В Крифи, считай, царило безвластие. Воины-льуку валялись дни и ночи напролет в горячечном бреду, а в лагерях за