Немезида ночного ангела - Брент Уикс

лестнице на площадку внутри полусферы – той, что украшает нос корабля и нависает над волнами. Ширина входа сюда – три шага, а глубина самой полусферы примерно четыре или пять. Выход отсюда только один, мебели нет, укрыться негде, разве что за косяком входа. Я пожертвовал всей маневренностью, чтобы заставить имперцев нападать через узкое место.

Они смыкают строй и надвигаются не спеша. Затем их ряды ненадолго размыкаются, и я вижу, как вперед выходят трое. Кто-то порылся в своем багаже и нашел три комплекта полной боевой экипировки: кольчуги, нагрудники и закрытые шлемы с роскошными плюмажами. Доспехи эффектные, подходящие телохранителям императрицы; на каждом нагруднике – своя филигранная чеканка. Того, кто впереди, невозможно не узнать – у него всего одна рука, а на его груди выведен ибекс с длинными, изогнутыми рогами. Забрало Ибекса опущено, поэтому я не вижу выражение его лица, но могу представить, как он рад снова меня видеть. Сразу за стеной из трех преторианцев с щитами стоит Киниджи; ее холодные, мертвые глаза сверкают под шлемом в виде морды разъяренного мандрила, тяжелая стальная маника на левой руке блестит голубой эмалью, а узкий наконечник трезубца колеблется из стороны в сторону, готовясь при малейшей возможности нанести укол.

Мое сердце подпрыгивает и комом застревает в горле.

Без доспеха, без возможности маневрировать, без таланта, с ребенком на руках и против столь опытных бойцов в полной броне? А потом против еще сорока, что выстроились за ними? Даже если я смогу убить этих преторианцев, едва их товарищи поднимут самое обычное метательное оружие, которое держат в руках, мне конец.

Я опускаю взгляд на ребенка.

Три закованных в сталь гиганта делают первый шаг по лестнице.

– Стойте, – говорю я.

Бросаю меч на палубу и снимаю лямки с ребенком.

Если не считать высвободившейся ручонки, малыш крепко спеленан, поэтому управиться с ним легко. Его глаза открыты, он не спит, но и не плачет.

Если отбросить все мои неудачи, все глупости, которые привели меня сюда, если просто взглянуть на цифры, то все станет просто, не так ли?

Я не могу сдаться. Если сделаю это, то все погибнут. Рефа'им не поверит в силу малыша, пока тот не потопит корабль, и даже если король сможет спастись сам, то у него, как и у меня, вряд ли получится сохранить в воде жизнь ребенку.

Может быть, Рефа'им прав, может быть, стоит посмотреть на все как на арифметическую задачу. На философию – как на арифметику. На мораль – как на математику.

Взглянуть на список пассажиров корабля и решить, сколько душ лучше вычесть из общей суммы: одну или все? Что лучше: принять решение сейчас или надеяться, что какое-нибудь чудо избавит меня от необходимости действовать? Я ведь уже пытался тянуть время. Пытался надеяться.

Надежда слишком долго делала из меня дурака.

Мне не выбраться отсюда по-хорошему, не выбраться отсюда по-плохому, не выбраться отсюда вообще… но есть одно решение, исход которого чуть менее неудовлетворителен, чем у всех прочих. Я всегда говорил, что я – особенный. Я всегда считал себя тем, кто может совершить невозможное.

Может быть, я был прав. Только, оказывается, вместо невозможного подвига мне придется совершить невозможное преступление.

Я достаю синий кинжал, который украл у Ви. Вот, значит, что видела в своих снах Дженин. Вот за что она меня возненавидела. Почему пыталась остановить, даже когда знала, что у нее не получится.

Я чувствую, как мое сознание раздваивается. Чувствую, словно наблюдаю за собой со стороны.

– Кайлар! – орет Рефа'им. – Кайлар, остановись! Что ты делаешь?

Я смотрю в глаза мальчика, и он смотрит в мои. Сестры говорят, что душа ребенка окончательно соединяется с телом примерно в три месяца, что до этих пор он все равно что обычный зверек. Его можно убить, и это не будет преступлением. Да, неприятное деяние, но не преступление.

Может быть, они правы.

Но даже если и так, мне этим уже не оправдаться. Малышу уже исполнилось три месяца. Эти глаза не пусты. Передо мной не зверь. А ребенок.

Мой ребенок. Мой сын.

До сих пор я не смотрел на него по-настоящему. Лишь мельком глянул, что у него голубые глаза, и все. Не давал себе смотреть. Почему? Чего я боялся?

– Кайлар… – Король Рефа'им проталкивается через своих солдат, поднимается по лестнице. – Не делай этого.

– Если не сделаю, все погибнут. Даже он.

– Нет, Кайлар. Не все, – отвечает Рефа'им, понизив голос. Он поворачивается к преторианцам. – Вы трое, отойдите ненадолго назад. Ишаэль, прикрой меня.

Его личный телохранитель Ишаэль берет ростовой щит, и преторианцы настороженно отступают – но недалеко.

– Вот так, – произносит Рефа'им. – Поговорим наедине. Смотри.

Он закатывает рукав. Под ним, заполняя выемку на платиновом браслете – похожем на тот, который Мамочка К дала мне для моего ка'кари – сидит ярко-синий камень. Синий ка'кари. Я вдруг вспоминаю, как кто-то рассказывал мне про схлопнувшийся водоворот Тлаксини, на месте которого снова пролегли торговые пути. Там находился синий ка'кари, который веками непрестанно вбирал, а затем исторгал из себя воду. Теперь им завладел Рефа'им. Он говорит:

– Я еще не освоился со всеми его способностями, но я могу спасти мальчика.

Сестры, наверное, догадывались об этом. Именно этого они и боялись: что с корабля спасутся только Рефа'им и ребенок. Я чувствую себя так, будто он пнул меня в живот.

Но это не объясняет…

Рефа'им отвечает на мой вопрос быстрее, чем я успеваю его задать.

– Алитэра слишком закостенела, слишком погрязла в стабильности и не может действовать так быстро, как мне нужно, чтобы приготовиться к грядущим войнам. Ребенок это исправит. Уберет половину дворян, которых заменю я, – говоря это, Рефа'им быстро оглядывается на преторианцев, проверяя, что они его не слышат. – А то, что затонул штормоход? Очевидно же, что это магическая атака со стороны Часовни, преступление, за которое нужно немедленно отомстить, бросив все алитэрское могущество на подготовку к войне.

На лице Рефа'има появляется улыбка, настоящая, которая озаряет его красивое лицо.

– Должен признать, меня спасло везение. Мой план едва не сорвался. Сестры попытались выкрасть у меня мальчика. Представляешь? Но одна из них все мне рассказала. Я пообещал отпустить их, а взамен мой слуга должен был забрать сундук, в котором они спрятали ребенка. Представь же мое удивление, когда я, прощаясь на причале с императрицей, узнал, что она за моей спиной уже выкрала мальчика сама и собирается взять его с собой на Облачный мыс. Я не мог возмутиться, она же моя государыня. Пришлось