Дракстрём - Агсин Атум

Вновь завопили птицы, ещё большей стаей обозначившись прямо над головой юного поджигателя, унося свои крылья всё в ту же в сторону к песчаному берегу. Ёрмунд, сгорая от любопытства, всё же решился ринуться за ними, питая себя надеждами, что может удастся поймать хотя бы одну из этих надоедливых птиц на обед. Содрав ещё немного коры, Ёрмунд второпях силой попытался её пожевать, но понял, что затея была чересчур глупой, отчего во рту стало неприятно вязать и юноше пришлось обратно кинуться к ручейку, который спасал его уже во второй раз.

Отплевавшись и вновь утолив очередную жажду, Ёрмунд двинулся к берегу, заручившись поддержкой своего играющего на солнце клинка. Всё что теперь попадалось под ногами не имело никакого значения, голод окончательно овладел разумом юноши, отчего тот просто перестал чувствовать какую-либо боль, вызываемую острыми каменьями и вездесущими колючками.

Вернувшись вновь к берегу, Ёрмунд двинулся вдоль побережья, продолжая улавливать взглядом мечущихся из стороны в сторону птиц, сбившихся в одно большое чёрно-белое пятно прямо над песчаной горкой, что возвышалась за береговой линией. Юноша ускорил шаг, и это естественно встревожило пернатых, которые захлопали крыльями и завопили ещё более протяжно, но улетали далеко не все, особенно смелые продолжали своё бесхитростное дело, которое Ёрмунд смог разглядеть, только подойдя как можно ближе.

На песчаной груде величаво и печально была распластана огромная туша мёртвого животного. Змей, наконец, был повержен, пронзённый десятками острых стрел и сломленным гарпуном Алвиса. Ёрмунд без колебаний узнал орудие своего отца, вошедшее точно в сердце змея. Смоляная чешуя влажно блестела яркими солнечными бликами. Вытянутая шея свернулась почти полукругом дугу, хвост по-прежнему ещё оставался в воде, болтаясь на приливных волнах, словно пытаясь дать чудищу вторую жизнь. Всё туловище походило на колоссальных размеров вытянутую у хвоста бочку с четырьмя плоскими плавниками, подобных лапкам, передние из которых всё же частично имели что-то похожее на оттопыренные большие пальца, которыми тварь, видимо, даже могла успешно передвигаться по суше. Ёрмунд приблизился к голове змея, размеры которой были сопоставимы с головой довольно крупной лошади, которых он вообще когда-либо видел на базарах Фреирваля. Морда змея отдалённо напоминала те же мотивы, какими были украшены носы драккаров, но всё же была куда более вытянута, и также походила скорее на лошадиную, только с большим растянутым ртом, напоминающим змеиную пасть, в которой можно было разглядеть всё те же острые как бритвы мелкие зубы в несколько неаккуратных рядов. Лоб на голове венчала твёрдая корка, которая, видимо, защищал мозг чудища от любых физических воздействий и повреждений, а на макушке приподнимались что-то вроде остреньких гребешков, какие бывают на верхних плавниках у морского окуня. Змей казался настоящей шуткой природы, или божественной комедией, вобрав в себя части тела совершенно различных друг от друга известных Ёрмунду животных, при этом оставаясь самим собой. На длинной шее в том же месте, где Ёрмунд её и наблюдал, было нацеплено огромное металлическое кольцо, которое острыми шипами внутрь впивалось в розовое мясо змея, видимо, вызывая жуткую боль от одного только резкого движения. От кольца продолжала отходить полуржавая цепь, рассмотрев которую юноша обнаружил, что она была действительно в какой-то момент с большим нечеловеческим усилием оторвана от остальной части. Кто-то держал этого змея на привязи, терзая его и безжалостно мучая, а ведь он, скорее всего, просто хотел освободиться от этих живодёрских оков, что установили на него безжалостные люди. Ёрмунд только сейчас осознал, всё безумие, которое переживало это беззащитное создание, пытаясь спасти самого себя от жестокости скватри.

Юноша прекрасно понимал, какое ликование обуяло его отца, когда он смог повергнуть в бегство это неведомое чудище, пронзая его своим гарпуном с такой силой, что у змея не было ни единого шанса на спасение. Добыча уплыла, но теперь на её останках стоял сам сын героя Ёрмунд, пожиная плоды человечества, которые теперь с удовольствием поедали птицы.

«Что за диво придумало тебя таким?» – размышлял юноша, воссев подле обглоданного тела, жалея о том, что не смог понять всей боли существа ещё при его жизни – «Может быть, мне бы тебя удалось спасти? Тогда ты продолжил бы бороздить своё море, не круша любой попавшийся на твоём пути человеческий корабль, заплыв так далеко, где бы тебя никогда не достала человеческая рука»

Ёрмунд забылся вновь навеянными мыслями, закапываясь в себя и не вспоминая вовсе, что пару минут назад изнывал от голода. Сожаление о существе было чем-то из детства, когда он видел, что мог помочь какому-нибудь маленькому птенчику, но всегда не успевал, потому что не знал, что помощь его вообще требовалась.

«Может быть, так было должно случиться? Птенчиков уносило в море или хватали грозные хищные птицы. А теперь одного из великих хищников поверг человек, и я вновь ничего не сделал…»

Это зарывало юношу всё глубже и глубже, не обещая вовсе ничего хорошего, потому он попросту решил набраться мужества и отправится на поиски пропитания. К счастью чайки, как и прежде, сновали тут и там, устраивая нескончаемый гогот, ожидая, когда их заслуженная добыча вновь окажется в их прожорливых клювах. Поедать тушу змея юноша не стал, поскольку такая еда стала бы слишком для него не привычной, потому выбор однозначно падал на одну или парочку птиц, хоть сколько-то отдалённо напоминающих домашних кур, которых порой могли завозить на базары Фреирваля. Так, набрав каменьев потяжелее, Ёрмунд добыл для себя несколько птичек покрупнее, а огонь всё-таки разжечь удалось с помощью всё тех же искр, хоть и пришлось изрядно постараться.

Следующим своим этапом выживания на неизвестной земле, которую по-прежнему считал островом, юноша решил определить себе место для будущего ночлега, направившись вновь в лесные заросли, в надежде, что там ему удастся обнаружить что-то вроде грота или маленькой пещерки. От побережья, в том месте как раз, где лежали останки змея, вела проделанная кем-то довольно обширная утоптанная тропа. Ёрмунд предположил, что чудище здесь выбиралось на поверхность и заползало куда-то в глубину суши, скрываясь там в некоем своём убежище. Всё это также натолкнуло его и на мысли о возможных опасностях подстерегающих его там впереди, ведь вероятно там обитают подобные создания или же именно здесь обосновались те самые бесчеловечные скватри.

Ёрмунд хорошенько осмотрел заваленные кустарники и деревца и понял, что тропа была давно не хоженой и потому заметно заросла. Это несколько облегчало положение, потому что встречаться с нежданными гостями, или даже с хозяевами,