Инженер 2: Тульские диковинки - Алим Онербекович Тыналин

будет готов через три-четыре дня. Цилиндр выточить нужен день. Поршень подогнать тоже день. Клапаны сделать, собрать, проверить, еще три дня. Установить, испытать, тоже один день.

— Если материалы будут, то через две недели.

Степан Кузьмич остановился как вкопанный:

— Две недели? — недоверчиво переспросил он. — Господин капитан, Сидоров полгода обещал и не сделал. А вы две недели говорите…

— Я не Сидоров.

Приказчик посмотрел на меня внимательно, оценивающе. Прищурился:

— Вижу, что не Сидоров. Другой человек. — Помолчал. — А вы уверены? Две недели это серьезно. Хозяин очень ждет этот насос. Производство стоит, воду ведрами таскают! Рабочие время теряют, хозяин гневаться изволит.

— Уверен. Даю слово офицера.

Степан Кузьмич медленно кивнул:

— Слово офицера… Это дело. — Снова задумался, теребя цепочку от часов. — Слушайте, господин капитан. Вы человек разумный, вижу. Давайте так. Я схожу к хозяину, доложу. Пусть он сам решает, давать вам медь или нет. А вы пока подумайте, сколько точно нужно и на каких условиях.

Я кивнул:

— Разумно. Только не откладывайте. Каждый день промедления это день без исправных насосов для города.

— Понял. — Приказчик надел шапку, поклонился. — Тогда вот что. Хозяин сейчас на фабрике, недалеко отсюда. Минут двадцать пешком, не больше. Может, сами пойдете? Поговорите напрямую? Так вернее будет.

Я посмотрел на окно. Солнце еще высоко, до вечера часа три. Успею сходить и вернуться.

— Хорошо. Пойдем.

Степан Кузьмич просиял:

— Отлично! Пойдемте, провожу. Фабрика на Павшинской улице, в Чулковой слободе. Заодно хозяйство наше посмотрите, оцените масштаб производства.

Я снял рабочую куртку, надел сюртук, застегнул на все пуговицы. Поправил воротник, взял фуражку.

Обернулся к работникам:

— Семен Михайлович, я отлучусь на час-полтора. Продолжайте шабрение. Трофим Петрович, проверь колосник в горне, завтра может понадобиться. Филипп, закончи разборку насосов. В шесть часов всех буду, сам приду и закрою мастерскую.

— Слушаемся, Александр Дмитриевич, — отозвался Семен.

Я вышел вместе с приказчиком.

Пошли по улице. Степан Кузьмич шагал бодро, говорил охотно:

— Фабрика у нас большая, Александр Дмитриевич. Человек сорок работают, а то и больше. Самовары делаем разные, от маленьких, на два стакана, до огромных, на двадцать стаканов. Медные, латунные, с чеканкой, с росписью. Хозяин человек толковый, дело знает. Отец его, Федор Иванович, еще в тридцатых годах фабрику основал. А Степан Федорович продолжил, расширил. Сейчас самовары наши по всей России идут, в Москву, в Петербург, даже в Сибирь.

— Слышал о фабрике Баташевых, — сказал я. — Говорят, качество высокое.

— Еще бы! — Степан Кузьмич с гордостью выпятил грудь. — Сам государь наши самовары хвалил! В пятидесятом году нам дали право ставить на изделия государственный герб. Большая честь!

Мы свернули на Павшинскую улицу. Здесь дома попроще, деревянные, между ними дворы с мастерскими, сараями. Пахло дымом, металлом, углем. Слышался стук молотов, звон металла.

Впереди показался большой двор, обнесенный забором. За забором виднелись корпуса, деревянные, крытые железом. Из труб валил дым.

— Вот наша фабрика, — сказал Степан Кузьмич, указывая на ворота.

Мы вошли во двор. Просторный, чистый, посыпанный песком. Справа конюшня, слева склад с медными листами, сложенными штабелями. Прямо три корпуса: кузнечный, паяльный, отделочный.

В кузнечном цехе работали человек десять. Стучали молоты, гудел горн. Рабочие в кожаных фартуках ковали медные листы, придавая им нужную форму. Кто-то выбивал тулово самовара на болванке, кто-то ковал носики, кто-то ручки.

В паяльном цехе стояло человек пятнадцать за верстаками. Паяли детали самоваров, собирали в готовые изделия. Пахло канифолью, припоем. Шипело, дымилось.

В отделочном цехе самовары чистили, полировали, гравировали. Работали спокойнее, аккуратнее. Медь блестела, отражала свет из окон.

— Вот так у нас, — сказал Степан Кузьмич. — Полный цикл производства. От листа до готового самовара.

Я внимательно смотрел, оценивая увиденное. Производство налаженное, организованное. Рабочие знают дело, каждый при своей операции. Материалы хранятся аккуратно, инструменты в порядке.

Хорошее хозяйство.

— Хозяин в конторе, — сказал приказчик. — Пойдемте.

Мы прошли к отдельному зданию в углу двора. Небольшой домик, деревянный, побеленный. Окна чистые, крыльцо крашеное.

Степан Кузьмич постучал, открыл дверь, заглянул внутрь:

— Степан Федорович, можно? Тут капитан Воронцов, новый смотритель мастерской. Насчет насоса поговорить хочет.

Изнутри донесся хриплый голос:

— Пусть войдет.

Мы вошли. Контора небольшая, чистая. Стол массивный, покрытый бумагами. За столом сидел мужчина лет пятидесяти, плотный, широкоплечий.

Борода густая, седая, подстрижена ровно. Глаза серые, умные, внимательные. Лицо спокойное, но жесткое. Человек, привыкший командовать, принимать решения.

Одет богато, но без излишеств. Бархатная, темно-зеленая поддевка, белая шелковая рубаха, сафьяновые сапоги. На пальце массивный перстень с печаткой.

Он поднял голову, посмотрел на меня оценивающе. Взгляд цепкий, проницательный.

— Степан Федорович Баташев, — представился он, не вставая. — Садитесь, господин капитан.

Я подошел, сел на стул напротив. Степан Кузьмич остался стоять у двери.

Баташев откинулся на спинку кресла, сложил руки на животе:

— Слушаю вас, господин Воронцов. Степан Кузьмич говорит, вы новый смотритель мастерской. Насчет моего насоса пришли?

— Так точно. У мастерской имеется обязательство перед вами. Насос водоподъемный, задаток получен в размере сто рублей, срок исполнения давно прошел.

Баташев хмыкнул, глаза сузились:

— Давно прошел, это мягко сказано. Полгода прошло! Заказывал у Сидорова в октябре, обещал к январю сделать. Январь прошел, ничего. Обещал к Пасхе, опять ничего. К Троице обещал, пусто. Сто рублей задатка взял, пропил небось.

Голос недовольный, жесткий. Человек, которого обманули и которому это не понравилось.

— Сидоров уволен за злоупотребления, — ответил я спокойно. — Я гарантирую, ваш насос будет сделан. Но мне нужны время и материалы.

Баташев наклонился вперед, уперся локтями в стол:

— Время? Сколько?

— Две недели.

— Две недели? — Он недоверчиво покачал головой. — Сидоров полгода тянул. А вы две недели обещаете. Почему я должен верить?

Я встретил его взгляд, не моргая:

— Потому что я не Сидоров. Я военный инженер, офицер. Даю слово, выполню. Если не выполню, верну задаток полностью, из своего кармана.

Баташев молчал, разглядывая меня. Лицо непроницаемое, глаза изучающие. Оценивает, взвешивает риски.

Наконец медленно кивнул:

— Слово офицера… Ладно. Поверю. Но что вам нужно? Как это, нужны материалы?

Я достал из кармана свой список, развернул:

— Медь листовая три пуда, латунь прутковая два пуда, кожа выделанная двадцать аршин. Я уже подал заявку на казенные материалы, но они будут идти месяц через Москву. Я предлагаю вам дать мне взаймы, под расписку. Сейчас. Когда казенная поставка придет, верну.

Баташев взял список, пробежал глазами. Отложил, посмотрел на меня:

— Три пуда меди… Это рублей сорок стоит, не меньше. Латунь еще двадцать. Кожа рублей десять. Итого семьдесят рублей. Деньги немалые.

— Понимаю. Поэтому предлагаю условие, ваш насос делаю первым. В обмен на материалы. Через две недели привезу готовый насос, установлю, проверю. А материалы