Инженер 2: Тульские диковинки - Алим Онербекович Тыналин

Дошел до моста через Упу. Река темная, течет медленно. Перешел на другой берег. Киевская улица широкая, оживленная. Купцы закрывали лавки, запирали ставни. Извозчики стояли у трактиров, ждали последних седоков.

Прошел мимо губернского правления, окна темные, чиновники разошлись. Еще квартал вперед.

Гостиница «Московская» стояла в двух кварталах от губернского правления. Здание двухэтажное, каменное, побеленное. Вывеска над входом: «Гостиница и трактир. Номера чистые, кормят хорошо». Окна первого этажа светились, трактир работал.

Я прошел через главный вход, оказался в прихожей. Пахло щами, жареным мясом, табаком. Справа дверь в трактир, оттуда доносились голоса, звон посуды. Слева лестница на второй этаж, где номера. Прямо стойка, за ней сидел молодой парень в жилетке, записывал что-то в гроссбух.

— Добрый вечер, — сказал я. — Хозяин на месте?

Парень поднял голову, узнал меня, вскочил:

— Ваше благородие! Александр Дмитриевич! Сейчас позову Терентия Савельевича!

Побежал куда-то в глубь здания, через коридор. Вернулся через минуту, за ним шел хозяин.

Терентий Савельевич Савельев, мужчина лет сорока пяти, дородный, с круглым румяным лицом и окладистой бородой. Одет по-купечески: темный сюртук, жилетка с золотой цепочкой, блестящие сапоги. Глаза умные, хитроватые, но добродушные. Лицо радушное, привыкшее улыбаться гостям.

— Александр Дмитриевич! — воскликнул он, широко разводя руками. — Вот и явились! А мы уж ждем-пождем! Проходите, проходите!

Он провел меня через трактир, там сидели постояльцы за столами, пили чай, ужинали, в небольшую комнату за стойкой. Видимо, хозяйская контора. Стол, два стула, шкаф с бумагами, сейф в углу.

— Садитесь, садитесь, — Терентий Савельевич указал на стул, сам уселся напротив. — Чаю хотите? Или водочки? У меня отличная, с перцем!

— Благодарю, не надо. Дело обсудить пришел. Насчет коляски.

— А, коляска! — Хозяин всплеснул руками. — Красавица, что говорить! Все любуются! С утра народ не отходит — разглядывают, щупают, спрашивают. Один купец вообще двести рублей предлагал купить! Я, конечно, отказал, не мое дело. Другой просил на неделю взять, в Москву ехать собрался. Тоже отказал. Надобно сначала решить вопрос с вами.

Я кивнул:

— Правильно сделали. Вот что предлагаю, Терентий Савельевич. Оставляю коляску у себя. Сдайте ее проезжим господам в аренду. Доход делим пополам. Как вас такое устроит?

Хозяин задумался, почесал бороду. Глаза прищурились, считал выгоду.

— Пополам, говорите… А сколько брать-то за аренду? И кому давать? Всякий народ бывает, иной и испортить может.

— Давать только солидным господам, дворянам, купцам, чиновникам. Не мастеровым, не мещанам. Цена рублей десять-пятнадцать в сутки, смотря куда ехать. По городу дешевле, в дальнюю дорогу дороже.

Терентий Савельевич присвистнул:

— Десять-пятнадцать! Это хорошие деньги! За неделю рублей пятьдесят набежит, а то и больше!

— Если будет спрос. Коляска необычная, комфортная. Кто раз прокатится, другим расскажет. Слава пойдет.

Хозяин кивал, глаза заблестели:

— Это верно, это верно! У меня постояльцев много бывает, все больше господа приличные. Купцы по делам ездят, чиновники, помещики. Всем коляска хорошая нужна! Да еще такая! — Он шлепнул ладонью по столу. — Дело выгодное, Александр Дмитриевич! Я согласен!

— Тогда условия, — сказал я. — Коляску содержать в идеальном порядке. Каждый день проверять, колеса, рессоры, ремни, обивку. Грязь сразу вытирать, пыль смахивать. Лошадей подбирать добрых, спокойных, не норовистых. Ямщика надежного, трезвого. Если коляска испортится по вашей вине, ремонт за ваш счет. Раз в месяц я буду приходить проверять. Если увижу, что плохо содержится, забираю обратно без разговоров.

Терентий Савельевич энергично закивал:

— Согласен, Александр Дмитриевич! Как за свою родную буду беречь! Слово даю! У меня конюшня отличная, лошадей пять имеется, все спокойные, проверенные. Ямщик Никита у меня работает, человек надежный, не пьет. Коляска у меня как в музее стоять будет, ни пылинки, ни царапинки!

Я смотрел ему в глаза. Хозяин говорил искренне, глаза честные. Человек деловой, понимает выгоду. Коляска ему нужна для привлечения богатых постояльцев. Испортить не даст.

— Хорошо. Еще условие, доход делим строго пополам. Каждое первое число месяца вы приносите мне половину того, что заработали. Записываете в тетрадь, кому сдавали, на сколько дней, за какую цену. Я проверяю.

— Конечно, конечно! — Хозяин вскочил, достал из шкафа чистую тетрадь в кожаном переплете. — Вот, специально купил! Буду записывать каждую поездку! Все по-честному!

Я кивнул:

— Тогда оформим письменно.

Терентий Савельевич достал бумагу, перо, чернильницу. Придвинул ко мне:

— Пишите, Александр Дмитриевич. Вы грамотнее, у вас красивее выйдет.

Я взял перо, обмакнул в чернила, начал писать:

«Я, нижеподписавшийся, инженер-капитан Александр Дмитриевич Воронцов, передаю во временное пользование купцу третьей гильдии Терентию Савельевичу Савельеву, хозяину гостиницы „Московская“, дорожную коляску четырехместную для сдачи в аренду проезжим лицам. Доход от аренды делится пополам. Терентий Савельевич обязуется содержать коляску в надлежащем порядке, предоставлять исправных лошадей и трезвого ямщика, вести учет поездок. Расчет производится ежемесячно, первого числа. В случае порчи коляски по вине Терентия Савельевича, ремонт производится за его счет. Настоящее соглашение действует до особого распоряжения».

Дописал, просушил чернила, подписался. Дата десятое апреля тысяча восемьсот пятьдесят шестого года.

Протянул бумагу хозяину. Тот прочитал медленно, шевеля губами, кивая. Дочитал, взял перо, вывел старательно: «Терентий Савельев». Буквы корявые, но читаемые.

— Вот и ладно! — Он встал, протянул руку. — По рукам, Александр Дмитриевич! Хорошее дело начинаем!

Я пожал его руку. Рукопожатие крепкое, влажноватое, хозяин волновался.

— Коляску сейчас покажете?

— Покажу, покажу! Пойдемте!

Мы вышли из конторы, прошли через трактир, вышли во двор. Двор большой, вымощенный камнем. Справа конюшня, слева каретный сарай. По центру колодец с журавлем.

У сарая, под навесом, стояла моя коляска. Чистая, блестящая, колеса черные лакированные. Рядом толпились несколько человек, постояльцы, разглядывали, переговаривались.

— Вон, видите? — сказал Терентий Савельевич с гордостью. — С утра так! Все любуются!

Один из постояльцев, господин в дорожном сюртуке, обернулся к нам:

— Хозяин, это ваша коляска?

— Теперь можно сказать, моя, — ответил Терентий Савельевич важно. — В аренду сдаю. Для господ приличных.

— А сколько стоит?

— Смотря куда ехать. По городу десять рублей в сутки. В дорогу дальнюю пятнадцать.

Господин присвистнул:

— Недешево!

— Зато удобно! — Хозяин подошел к коляске, похлопал по кузову. — Глядите, какая работа! Рессоры мягкие, ремни крепкие, внутри как в царских палатах! Кто раз прокатится, больше на обычной не захочет!

Я стоял в стороне, наблюдал. Терентий Савельевич хорошо торговал, умело расхваливал коляску. Постояльцы слушали, переглядывались.

Еще один господин, помоложе, подошел ближе:

— А можно посмотреть внутри?

— Конечно! — Хозяин распахнул дверь. — Смотрите!

Господа заглянули внутрь, ахнули:

— Вот это да! Обивка бархатная! Столик складной! Фонарь даже есть!

— И занавеси на окнах, — добавил Терентий Савельевич. — Солнце не печет, пыль не залетает. Едешь, как в своей гостиной!

Постояльцы переговаривались, восхищались. Один спросил:

— А когда