Гримус - Ахмед Салман Рушди

– Вергилий? – спросил он. – Вы ничего не скрываете от меня?

– Мой дорогой друг, – отозвался Вергилий Джонс. – Конечно, нет.

– Это хорошо. Тогда ответьте – вы знаете, что на другом конце тоннеля?

– Мой дорогой друг, – повторил Вергилий Джонс и замолчал; после паузы он тихо продолжил: – Это целиком зависит от вас.

– Не понимаю.

– По всей вероятности, – ответил Вергилий Джонс, – там вообще ничего не будет.

– И это вас беспокоит?

Вергилий Джонс откашлялся.

– Вы очень необычный молодой человек, – произнес он. – Возможно, вам не понадобятся… – Вергилий замолчал.

– Что?

– Чудовища, – ответил Вергилий Джонс.

Когда он все объяснил, Взлетающий Орел уже знал, чего ждать.

Излечение от Лихорадки измерений – процесс крайне сложный. Для того чтобы избавиться от Лихорадки, недостаточно просто уцелеть, недостаточно найти выход из лабиринта. Все это не избавляет заболевшего от Лихорадки, которая может повторяться снова и снова. Как только она проникает в вас, ваша сопротивляемость быстро снижается; после первого приступа нужно ожидать новых приступов, более серьезных, начинающихся без предупреждения. Кроме того, излечение не всегда бывает полным; однако оно означает избавление больного от худших сторон воздействия Эффекта на разум. Если, конечно, Эффект не убивает вас к тому времени.

Во Внутренних измерениях каждую жертву Лихорадки подстерегают ее собственные чудовища – в каждом случае конкретного и оригинального вида, – ее собственные дьяволы среди пожирающего ее изнутри огня. Собственные черви жертвы подтачивают ее силы. Через эти препятствия человек должен перескочить, если сможет. Но зачастую они оказываются ему не по зубам; тогда он умирает. Или не умирает, но существует отныне в виде совершенно исправного тела с выжженным мозгом.

Все, что я делал до сих пор, сказал себе Взлетающий Орел, я делал, только чтобы выжить. Столько времени ушло, чтобы добиться такой малости. Вся моя жизнь – это поиск пути через лабиринт ходов, пути, ведущего к Птицепес и Сиспи и к выходу. Он потерял половину человеческого и не смог найти даже самого себя. И эта обедненность души сейчас достигла своей низшей точки. К этому бремени теперь прибавился новый крест – ответственность за жизнь Вергилия Джонса, спасителя, проводника и друга. Ну почему, мучительно думал он, жизнь, счастье всех и каждого, с кем я ни окажусь, немедленно подвергаются опасности? У меня никогда и в мыслях не было причинять кому-нибудь вред.

Словно прочитав его мысли, Вергилий произнес:

– За меня не беспокойтесь. Я рад, что сумел вам служить. Может быть, пригожусь и в будущем.

Тут Вергилий покривил душей – и знал это. Все, с чем они встретятся за неуклонно увеличивающимся полукругом света, коснется только Взлетающего Орла. Это будет только его схватка. Никто другой не сможет помочь ему, не снизив его шансы на успех.

Взлетающий Орел стиснул челюсти.

Птицепес, его поиски: все это гигантский тупик. Путешествие через бесплодные земли, лишившее его единственного сокровища – жажды жизни. Он решил, что если выйдет из этого тоннеля, то откажется от своих поисков. Он доберется до К. и поселится там. Жизнь в дружелюбном обществе равных покажется ему достаточной наградой, более чем достаточной, пусть даже отпечатки его пальцев давно стерлись о гладь вечности. Но если гора Каф тоже не совершенна (ведь нет на свете Утопии), что тогда? Совершенство есть высшее проклятие, опустошающая законченность. Так он и будет продолжать бесконечные поиски ложной человеческой добродетели, грязной и бородавчатой, среди ее мнимо-великолепных носителей.

Вергилий Джонс догадался об общей сути размышлений, занимающих его спутника, и его глаза затуманились. Он задумался о своей судьбе, над которой он был совершенно не властен. Теперь, когда Взлетающий Орел настроился на сражение, оно было неизбежно, как восход солнца в обычном мире. Все зависело от исхода предстоящей битвы. Вергилий приказал своему разуму настроиться на смирение.

Где-то на склоне горы Каф ашквака разбудил звук мозговой сигнализации, и он немедленно принялся с интересом входить в курс последних событий. Так-то лучше, сказал он себе. Вот это другое дело. Будь у ашквака руки, он бы довольно их потер.

Взлетающий Орел и Вергилий Джонс – Дон Кихот и Санчо – на своих шатких велосипедах катили к месту встречи.

XXV

Все краски мира сошли с ума. Небо было красным, трава розовато-лиловой, а вода – ядовито-зеленой. Взлетающий Орел моргнул, но цвета не изменились. Тогда он стал пристально смотреть на неземной пейзаж вокруг, и постепенно, по мере того как его глаза привыкали к яркому свету, все делалось нормальным.

Они стояли на берегу реки. Позади был склон заросшего лесом холма и зияло жерло тоннеля. На другом берегу реки, которая вскоре впадала в ярко-зеленое озеро, высился еще один холм. Холмы окружали их со всех сторон, молчаливые тюремщики и судьи. Посреди озера возвышалось каменное здание – высокое и круглое. Из него до них доносился голос, пронзительный и резкий; он выкликал нараспев слова, которые сначала показались Взлетающему Орлу такими же случайными, как недавно цвета мира; но вслед за зрительными образами обрели должную форму и слуховые. Его сердце замерло.

Он не слышал этих слов уже более семи столетий: то был хвалебный гимн в честь великого бога аксона. Взлетающий Орел закусил губу. Вергилий Джонс взглянул на него, но ничего не сказал.

Они стояли рядом со своими велосипедами у самой кромки воды. Взлетающий Орел огляделся и заметил лодку. Грубую рыбачью лодку, сбоку которой болталась привязанная дощечка с выведенным краской названием: «Скользящий клинок». Взлетающий Орел, мастер ножа, вовсе упал духом и понял, что увидел в этом названии предзнаменование. Где лезвие скользит, скольжу и я. Сделав Вергилию знак оставаться на берегу, Взлетающий Орел забрался в лодку; мистер Джонс с тяжелым сердцем бессильно опустился на траву и принялся следить за тем, как Взлетающий Орел гребет к каменному святилищу, из недр которого его звал к себе голос прошлого. Рядом с Вергилием на пустом берегу криво и бесполезно лежали их велосипеды.

Священное пламя создавало дополнительную иллюзию. Когда настороженный Взлетающий Орел вошел в открытые двери здания, первое, что он увидел в уже знакомом грязно-желтом свете, были две гигантские тени на противоположной входу стене. Великаны: верховный вождь аксона в парадном головном уборе восседал, прямой как палка, в церемониальном кресле, а жрец, стоя пред ним на коленях, нараспев читал молитвы; картина достигала в высоту примерно двадцать футов.

Все это действо было разыграно благодаря священному пламени. Оно было возжжено в каменной жаровне, внизу, подле монументальной каменной платформы – именно