Пересмешник на рассвете. Книга 1 - Дмитрий Геннадьевич Колодан

Добежав до края очередной крыши, Клара останавливается. Жужжание и скрипы теперь доносятся снизу – что бы ни издавало эти звуки, сейчас оно на улице прямо под ней. Перегнувшись через край, Клара смотрит вниз. Там и в самом деле что-то движется, хотя что именно – разглядеть не получается.

– Только не говори, что ты собираешься туда, – стонет Клякс.

– Собираюсь.

– Чем тебе на крыше-то не нравится? И вообще, как ты будешь спускаться?

В одном плюшевый пес прав: оглядевшись, Клара не видит ничего похожего на лестницу, а до земли три этажа.

Впрочем, это ее не задерживает. Из стены дома напротив торчит флагшток. Длинный штандарт полощется на ветру. Далековато, но не настолько, чтобы не рискнуть.

Клара отступает от края, считает до пяти, а затем разбегается и прыгает. Все проходит как по маслу. Вытянув руки, она хватается за выступающую палку и повисает на ней, болтая ногами. Кляксу везет меньше – он вываливается из-за пояса и с визгом падает на мостовую. Впрочем, за собаку Клара не переживает. Как ни крути, это всего лишь мягкая игрушка. Что ей падение с высоты?

Темно-зеленый штандарт тяжело хлопает Клару по лицу. Флаг Республики. Той самой, ради которой ее отец принял бесславную смерть рядом с выгребной ямой на заднем дворе своего дома. И тут же с плаката на стене скалится Президент. Еще один символ Республики – той же самой и совсем иной. Президент улыбается, но взгляд у него затравленный и усталый. Под глазами темнеют круги. Раньше Клара этого не замечала; видимо, надо было взглянуть на портрет под другим углом. На широкой груди Президента алеет огромная клякса. Повернув голову, Клара видит, что вся улица обклеена подобными плакатами, и на каждом – красное пятно.

Жужжание внизу звучит громче, и тут же слышатся крики Клякса:

– Ой, мамочки! Что это?! Не подходи! Не подходи ко мне… Клара! На помощь! Кыш! Фу!

Повиснув на одной руке, Клара дотягивается до края штандарта. «Мы должны держаться за наше знамя», – говорил отец. Вот и пригодился его совет. Клара отпускает флагшток и скользит по флагу вниз, как по канату. Штандарт лишь на пару метров не достает до земли, а спрыгнуть с такой высоты сущие пустяки.

Она приземляется на корточки и тут же вскакивает на ноги.

– Клякс?

Ответом ей – механическое жужжание и скрип, словно кто-то водит ножом по точильному камню.

Внизу темнее, чем ей представлялось. Тени домов наползают друг на друга; вдоль стен клубится туман, густой, как дым от горящей целлулоидной пленки. Да и запах соответствующий. Клара морщится и прикрывает нос ладонью.

Где же Клякс? Сам он уйти не может… Но разглядеть что-либо в тумане сложно. Отчетливо Клара видит лишь плакаты Президента, будто напечатанные светящейся краской. Механические звуки мешают сосредоточиться.

– Кто здесь? – говорит Клара. Голос дрожит, не такая уж она и храбрая на самом деле. – Южный Почтовый? Это ты? Выходи!

Словно в ответ на ее зов, из тумана и теней появляется собака. Не Клякс, совсем иная. Страшная.

Сделав пару шагов, собака останавливается, уставившись на Клару. Девушка пятится. Размером собака с крупную овчарку, только сделана она из мятой жести. Неровные пластины кое-как скреплены кусками проволоки – собака такая же неестественно изломанная, как и все в этом городе. Внутри механического чудища крутятся разномастные шестеренки, на лапах сжимаются и разжимаются поршни, из сочленений капает черная смазка. Когда-то в глазницах горело по свечке, сейчас остались лишь два оплывших огарка и восковые подтеки на морде. Из спины торчит заводной ключ, прокручиваясь по часовой стрелке.

У этой собаки длинные кривые зубы – каждый размером с палец. В огромной пасти Клара замечает темный меховой комок. Клякс! Вот ты где… Всего одно движение челюстей – и механическое чудище перекусит игрушку пополам, жестяные зубы разрежут ее, как бритва. Но оно этого не делает.

Клара делает осторожный шаг в сторону. В то же мгновение механическая тварь дергает головой. Клара замирает на месте, не смея шелохнуться. Собака ее не видит, но слышит каждое ее движение. Может, стук сердца, но остановить его Клара не способна.

– Вот видишь! – с обидой скулит Клякс. – Это все ты, ты виновата!

Клара молчит. Она старается даже не дышать. Рядом нет ничего сколько-нибудь похожего на оружие – ни палки, ни отколотого горлышка бутылки, ни камня. Впрочем, в этом Клара не сомневается, против заводной собаки все это бесполезно. Она невольно отступает, и в то же мгновение назад шагает и собака. Чуть помедлив, Клара делает еще один шаг назад. Собака повторяет движение, отступая в туман. Но стоит Кларе двинуться вперед, как и собака идет навстречу.

– Только не зли ее! – умоляет Клякс. – Ну, пожалуйста! Она сожрет меня! А мне это не понравится, так и знай!

Клара приглаживает растрепанные волосы, переводит дыхание. Что ж, одно ясно: заводная собака не собирается нападать. Ее цель – не пустить ее дальше. Клара легко может идти, куда ей заблагорассудится, но только не вверх по улице. Значит, именно туда ей и нужно попасть.

Сверху раздается короткий свист, и Клара поднимает взгляд. С крыши на нее таращится одна из кукол-каприччо – Сарацин, с блестящим желтым лицом и в огромном белом тюрбане. Толстые губы такие красные, словно он красит их свежей кровью. В руках у каприччо блестит огромная и кривая сабля – скорее пародия на оружие, чем настоящий клинок. Над его головой парит бледно-желтый, как вареная репа, диск луны.

– Эй! – кричит Клара. – Что ты делаешь?!

Мерзко хихикая, Сарацин одним ударом сабли перерубает флагшток. Трепещущий штандарт падает, скрывая Клару с головой. Она машет руками, пытается сбросить тяжелую тряпку. Но та сопротивляется; точно змея, она обвивается вокруг шеи и сжимает кольца. Тяжело дышать. В нос ударяет запах гари, такой едкий, что щиплет глаза…

Задержав дыхание, Клара смяла полотнище и отбросила его в сторону. Вот только механической собаки уже не было. Как не было и диковинного изломанного города, и кого-то еще – она уже и не помнила, кого именно. Клара лежала на кровати в тонкой ночной рубашке. На полу валялось скомканное одеяло, которое она только что скинула. Ну и приснится же такое!

Прижав пальцы к вискам, Клара села на постели, вслушиваясь в непривычные звуки большого города. Вместо пения ночных птиц и стрекота цикад здесь звенели трамваи, гудели машины. Ветер принес женский крик. А сон таял, смывая детали: другой город, туман, запах гари…

В то же мгновение Клара вскочила на ноги. Запах гари ей не приснился и не померещился – над полом и в самом деле стелились клубы дыма.