Голоса иных миров - Эдуард Сероусов

– Кто еще испытывал эти… сны? – наконец спросил он.

– Наиболее выраженные эффекты наблюдались у меня, доктора аль-Фадила и доктора Веги. Но Гермес обнаружил слабые корреляции у всех членов экипажа, включая вас, полковник.

Это, казалось, удивило Штерна.

– У меня? Я не помню никаких необычных снов о инопланетянах.

– Не все запоминают свои сны, – мягко заметила Ева. – И эффект мог проявляться по-разному у разных людей, в зависимости от индивидуальных нейрокогнитивных особенностей.

Штерн задумался, его пальцы барабанили по столу – редкий жест нервозности для обычно невозмутимого командира.

– Почему вы не упомянули об этом раньше, доктор Новак?

– Честно говоря, полковник, потому что опасалась вашей реакции, – прямо ответила Ева. – Эта информация могла быть интерпретирована как признак компрометации экипажа, как угроза для миссии. Я хотела сначала собрать больше данных, убедиться, что мы правильно понимаем природу этого феномена.

– И вы сейчас уверены, что понимаете?

– Нет, не полностью. Но я уверена, что это не представляет непосредственной угрозы для экипажа или миссии. Напротив, это может быть ценным каналом коммуникации, который помогает нам лучше понимать Харра и подготовиться к прямому контакту.

Штерн молчал, обдумывая её слова. Когда он заговорил, его голос был тихим, но твердым.

– Доктор Новак, я ценю вашу честность. Но я должен выразить серьезную обеспокоенность. Если ваша интерпретация верна, и Харра действительно способны влиять на наши умы через квантовые каналы, это поднимает фундаментальные вопросы безопасности и автономии.

– Я понимаю ваши опасения, полковник. Но я не думаю, что это "влияние" в негативном смысле. Скорее, это форма коммуникации, на которую наш мозг непроизвольно реагирует во время сна, когда сознательные барьеры ослаблены.

– Коммуникация без согласия всё равно проблематична, доктор Новак, – заметил Штерн. – Особенно когда она происходит на столь глубоком, подсознательном уровне.

Ева не могла не согласиться с этим аргументом.

– Возможно, они не полностью осознают этические импликации. Их сознание организовано принципиально иначе, чем наше. Концепции индивидуальной автономии и приватности мыслей могут не иметь для них того же значения, что для нас.

– Тем не менее, мы должны установить четкие границы, – твердо сказал Штерн. – Я хочу, чтобы вы работали с доктором Кригер над разработкой протоколов для мониторинга и, возможно, защиты от такого рода воздействий.

– Конечно, полковник. Но я бы также предложила рассматривать это как возможность, а не только как угрозу. Эти сны предоставили ценную информацию о Харра, их мире, их способе мышления – информацию, которую мы не могли бы получить другими способами.

Штерн кивнул, признавая её точку зрения.

– Я понимаю научную ценность. Но моя ответственность как командира требует сбалансированного подхода, учитывающего все аспекты безопасности. Подготовьте полный отчет об этих снах и соответствующих корреляциях в сигналах. Мы обсудим это со всем экипажем после развертывания зондов.

– Спасибо, полковник, – Ева почувствовала облегчение от того, что разговор прошел лучше, чем она ожидала.

Когда она поднялась, чтобы уйти, Штерн задал еще один вопрос:

– Доктор Новак, в ваших снах… какими они вам казались? Харра. Их намерения, их отношение к нам.

Ева задумалась, пытаясь честно сформулировать свое впечатление.

– Они казались… любопытными. Заинтересованными. Не враждебными или угрожающими. Они видят нас как что-то глубоко иное, но не менее ценное. Их способ существования настолько отличается от нашего, что концепции превосходства или доминирования просто не имеют для них смысла. Они стремятся к пониманию, к обмену перспективами.

Штерн медленно кивнул.

– Я надеюсь, что вы правы, доктор Новак. Ради всех нас.

Следующие 24 часа были наполнены интенсивной подготовкой к запуску разведывательных зондов. Чжао и её команда технических дронов работали над адаптацией сенсорных систем для оптимального функционирования в атмосфере планеты. Юсуф и Гермес разрабатывали усовершенствованные алгоритмы анализа для обработки ожидаемого потока данных. Ева продолжала мониторинг коммуникационных сигналов, которые становились всё более частыми и детализированными по мере приближения момента запуска зондов.

Когда настало время брифинга перед запуском, экипаж собрался в конференц-зале. Штерн, верный своему слову, включил в повестку дня обсуждение "сновидческой коммуникации", как они решили её назвать. Реакции были разнообразными – от научного возбуждения Фернандо до осторожного скептицизма Чжао, от профессионального интереса Анны до философских размышлений Ричарда о природе сознания и коммуникации.

– Если это действительно форма квантовой коммуникации, – сказала Чжао, изучая данные корреляций, – то это имеет революционные импликации для физики. Это предполагает возможность передачи информации через квантовую запутанность способами, которые мы считали теоретически невозможными.

– Более интересно то, что это говорит о природе сознания, – заметил Ричард. – Если человеческий мозг способен воспринимать и интерпретировать такие квантовые сигналы, это предполагает, что сознание само может функционировать на квантовом уровне, а не только на уровне классических нейронных процессов, как мы традиционно думали.

– Существуют теории квантового сознания, – добавила Анна. – Идеи о том, что когерентные квантовые процессы в нейронных микротрубочках могут играть роль в генерации сознательного опыта. Эти данные могли бы предоставить эмпирическую поддержку таким теориям.

– Что бы это ни было, – сказал Штерн, возвращая дискуссию к практическим вопросам, – мы должны установить протоколы для мониторинга и, при необходимости, защиты от нежелательных воздействий. Доктор Кригер, доктор Новак, я жду ваших рекомендаций по этому вопросу.

– Мы работаем над этим, полковник, – ответила Анна. – Предварительные данные предполагают, что определенные медитативные техники и практики осознанных сновидений могут помочь в сохранении автономии и сознательного контроля во время таких переживаний.

Обсуждение продолжалось, затрагивая научные, философские и практические аспекты этого феномена. Ева была впечатлена открытостью, с которой экипаж подходил к теме, даже те, кто изначально был скептичен. Одиннадцать лет в космосе, изучение инопланетных сигналов и подготовка к первому контакту, похоже, расширили их мышление, сделали более восприимчивыми к возможностям, выходящим за рамки обычного человеческого опыта.

Наконец, дискуссия перешла к непосредственной задаче – запуску разведывательных зондов.

– Зонды полностью подготовлены и готовы к запуску, – доложила Чжао. – Они оснащены усовершенствованными сенсорными массивами для детального картографирования места предполагаемого контакта и анализа любых структур или организмов, которые мы там обнаружим.

– Гермес будет координировать их действия и анализировать поступающие данные в реальном времени, – добавил Юсуф. – Мы разработали специальные алгоритмы для идентификации потенциальных коммуникационных паттернов или интерфейсных структур.

– Отлично, – кивнул Штерн. – Начинаем последовательность запуска.

Экипаж переместился в операционный центр, где мониторы показывали зонды, готовые к развертыванию из запускающей шахты «Тесея». На отдельных экранах отображались детальные карты целевой области – архипелага в северном полушарии, где Харра указали координаты для контакта.

– Запуск зонда-один через три… два… один… запуск, – объявила Чжао, активируя последовательность.

Первый зонд отделился от корабля, его ионные двигатели ярко вспыхнули в вакууме космоса, направляя его к планете. За ним последовали второй