Журавли летят на запад - Анна Рябинина

– Ты думаешь, мы еще сможем попасть домой? – удивляется Чжоу Хань.

– А ты не согласен?

– Мне кажется, мы уже здесь навсегда.

Сунь Ань тревожно хмурится, и Чжоу Хань жалеет, что сказал это. Может быть, не стоило так его расстраивать?

Все же всем людям нужно во что-то верить.

– Ты же можешь писать ей письма, – решает Моргана.

– Кому? Зачем?

– Ван Сун. Просто так, чтобы сказать ей то, что хотел бы сказать.

– Мне кажется, я ничего не хочу, – задумчиво решает Сунь Ань. В целом, это логично – они же столько лет не виделись, наверное, Ван Сун их и не помнит.

– А родителям?

Сунь Ань опускает голову, и пряди волос падают ему на лоб.

– Не уверен, что они захотят меня слушать.

Поезд оглушительно ревет, потом немного тормозит, и они с Сунь Анем чуть не летят на пол.

– Дурацкие поезда, – ворчит Моргана и залезает на койку с ногами.

Ночью Чжоу Хань почти не спит – ему оказывается сложно расслабиться в незнакомом месте, поезд громко стучит колесами, за окном проплывают огоньки поселений. Интересно, как там живется людям – они будто постоянно в состоянии землетрясения, еще и грязно должно быть жутко.

В Китае железных дорог не было, а у них в деревне не использовались даже какие-то особенные машины. Однажды отец брал его с собой в город – они дошли до порта, где Чжоу Хань так хотел увидеть большие корабли, но увидел только маленькие лодочки. Те стукались в прилив о пристань и скрипели, когда на них вставали, проседая почти до самого края. Около них мотались пожилые рыбаки и какие-то мелкие дети. В смысле, еще меньше Чжоу Ханя.

– А такие лодочки во всех городах? – спросил тогда Чжоу Хань.

– Не знаю, – пожал плечами отец. А потом рассказал, что в этих лодках многие прямо и живут.

В Париже все думали, что в Китае нет нового оружия и там живут не очень умные, слабые люди, на Чжоу Ханя они смотрели сверху вниз, сначала презирая, потом, поняв, что он очень умный, сочувственно, мол, вот ведь не повезло родиться не французом, поэтому о том, какие лодки были в других городах, тот так и не узнал. Но долго думал, что жить в лодке так замечательно – можно ведь просто отвязать ее и уплыть так далеко, что никто не найдет. Только Сунь Ань, может быть, но просто потому, что Чжоу Хань этого захочет.

Во Франции тоже были пристани и доки – там стояли внушительные, большие корабли, они шумели, гремели, скрипели, и Чжоу Хань думал, что маленький мальчик в его душе был бы в восторге. В городе, куда они прибыли сначала и название которого Чжоу Хань не запомнил, те тянулись вереницей вокруг города, в Париже они были гораздо чище и меньше, но все равно казались пугающими.

Еще в том городе Чжоу Хань увидел станки, прядильные машины и какие-то монструозные точильные приспособления. С похожими сейчас возился Сунь Ань, только в Париже они были сложнее, а там, дома, совсем простенькие. Они чинились ударом по боку машинки, натужно скрипели во время работы и выдыхали черные пары какого-то дыма прямо в лицо.

– Они как монстры, – прошептал Чжоу Хань.

– Может, они и есть монстры, – хмыкнул отец.

– Тебе не нравится?

– А что в этих уродцах может нравиться?

Чжоу Хань потом рассказал об этом Сунь Аню, а тот авторитетно решил, что просто его отец не разбирается во всем этом. Сейчас сам Сунь Ань ругался на «эти проклятые железки», впрочем, скорее в любовью.

Поезд снова свистит, Чжоу Хань морщится и переворачивается на другой бок.

Огоньки за окном пропадают.

Как и следовало ожидать, Сунь Ань вносит хаос даже в выверенную и спланированную поездку – они договариваются встретиться с Морганой у отеля, но Сунь Ань где-то теряет свой чемодан и его приходится искать по всему вокзалу, потом они садятся не на тот трамвай, и тот, довольно подпрыгивая на колдобинах, увозит их куда-то в пригород Лондона.

Сунь Ань смеется, стоя прямо на порожке, так, что Чжоу Ханю приходится держать его за плечо, чтобы тот не свалился, и в какой-то момент они по-дурацки больно стукаются носами.

– Почему нельзя было посмотреть расписание нормально? – ворчит Чжоу Хань.

– Ну так же не интересно! – фыркает Сунь Ань.

Потом людей на платформе становится чуть меньше, и у них появляется возможность встать нормально.

– Моргана нас сгрызет.

– Думаю, она не против, она очень хотела сама погулять по Лондону.

– Только не говори, что ты специально увез нас черт знает куда, чтобы дать ей время на то, чтобы поотдыхать в одиночестве.

Сунь Ань пожимает плечами.

– Тебе правда так не нравится?

Чжоу Хань округляет глаза, но, откровенно говоря, сколько ни копайся, он бы не смог найти в своей душе злость на этого человека. Просто Сунь Ань был таким – шебутным, неорганизованным, беспокойным, и ему всегда это нравилось, просто потому, что сам Чжоу Хань был замкнутым и мрачным, и ему нужен был кто-то, кто немного оживлял его темное царство уныния. Так что нет, не то чтобы ему прямо совсем не нравилось.

Он, скорее, ворчал для профилактики.

– Красиво же, – замечает Сунь Ань, а потом весело щурится, так, что тоненький детский шрам у глаза изгибается, словно тоже улыбается, а в глазах начинает сверкать что-то очень злоехидное и довольное.

– Ага, – кивает Чжоу Хань.

– Да ты не туда смотришь! – Сунь Ань берет его за плечи и разворачивает в другую сторону. – Там поля.

И правда – поля. Зеленые с золотыми проседями, так далеко, куда только хватает взгляда, а над ними – синее небо с завихрениями серых облаков, будто старая ткань пошла дырами, а потом ее аккуратно залатали пряжей.

– А ты ехать не хотел.

– Ты не мог знать, что тут есть такие поля.

– Ну и что? – смеется Сунь Ань. – Прекрати дуться, – и тыкает его пальцем в щеку.

– Я не дуюсь.

– Куксишься.

– Откуда ты только такие слова выучил?

– У нас в типографии работает русский, ты не представляешь, сколько матерных слов он знает! – довольно делится Сунь Ань, за что Чжоу Хань только пихает его в бок.

Когда они доезжают до конечной, приходится повозиться, чтобы понять, откуда им теперь нужно уезжать обратно, точнее, разумеется, возится только Чжоу Хань, как единственный знающий английский, а Сунь Ань его морально поддерживает – мотивацией, ведь более невыносимых людей, чем сам Сунь Ань, не существует, а значит,