Потерянные под соснами - Владимир Олегович Шалев

Тереза не сказала напрямую о приближающийся смерти мужа, она не могла это сделать буквально физически. Её давно сформировавшийся мозг поставил железобетонные барьеры, табуирующие любые разговоры о смерти. Как это и бывает с железобетоном, со временем он износился и даже смог пропустить через себя тоненькие корни ростков.

Элея сорвалась с кровати, быстро оделась и выбежала на улицу, предварительно заказав такси. Бесконечный поток мыслей прервать удалось лишь одним стремлением – положится на судьбу и отдаться воле случая. Ей представлялось, как мать будет ждать от неё слов о любви, и как Элее будет дурно, ведь она не сможет их произнести. Дурно, мерзко, и слезоточиво. Ведь человек умирает один раз, и больше она сказать ему ничего не сможет. Никогда.

Элея стала ощущать себя столь невыносимо, что даже убрала телефон из рук, дабы не видеть своего едва уловимого отражения. Она желала не застать отца живым.

Ехать пришлось практически через половину города, Нинельский район был большим. В такси от Дафниса пришло сообщение: «Извини, что не позвонил, пришлось задержаться в зоне до утра. Позвони, как проснёшься». Элея тотчас воспользовалась предложением, но только со второй попытки добилась ответа.

Он рассказывал, а Элея слушала, но не могла сконцентрироваться. На моменте с тачкой она снова переспросила.

– Ещё раз – ты посадил его в тачку и катил несколько часов?

– Да, да, да – тараторил Дафнис – ты вообще слушаешь?

– Да слушаю, слушаю.

– Долго тебе ещё ехать?

– Минут десять.

– Хорошо, немного осталось – он продолжил. – Дойдя до коридора, который наружу выводит, придумал систему – как вытащить его через этот шкуродер. Подложил доску и покатил вверх, спиной вперёд. Вернее, не покатил, а потащил, сам пятясь назад.

Элея слушала, но думала о другом. Ей сейчас нужен был человек, который бы утешил, а не рассказывал про собственную крутость. Дафнис был слишком незрелым для поддержки в такой ситуации. В свои двадцать два года мыслил он на полные шестнадцать.

– Одним словом, справились – говорил Дафнис. – Вышли к маяку и наткнулись на Агафона, который дежурил там. Дождались Аристарха с Варварой и уплыли на берег.

– Понятно – растянула Элея, стараясь скрыть безразличие.

– Не воодушевляюще – обиженно прозвучало в ответ.

– Что тебе сказать… Молодец, нашёл себе снова приключения. Ладно, мы почти приехали – обронила она и закончила разговор.

Через пять минут Элея стояла у главного входа в больницу. Белые колонны с потрескавшейся штукатуркой держали на себе современную крышу. Железные листы, выполняющие роль черепицы, поблёскивали на солнце. На них сидели голуби. Здание было ещё времён Коккино, но многое в нём переменилось. Величественные колонны, иллюстрирующие когда-то дух империализма, подпирали маленькую и печальную крышу, свинченную какой-то неумелой бригадой рабочих. Хоть стыки были и ровные, с боковых сторон торчала зелёная минеральная вата, и в некоторых местах виднелась жёлтая строительная пена. Вину несли те, кто этих рабочих нанял, и те, кто утвердил мизерный для такого здания проект. Видимо, выделенные деньги дошли до крыши в намного меньшем объёме, чем планировалось.

В регистратуре Элею отправили на четвёртый этаж, в шестое крыло, через пятнадцать минут она нашла нужную палату. Если в начале пути она торопилась, то в процессе становилась все медлительнее. Наконец, подойдя к двери, оцепенела совсем, не решаясь зайти. Несколько минут понадобилось, чтобы собраться с силами и сделать действие. Она зажмурилась и постучала.

– Что там? – раздался недовольный голос.

– Я к пациенту, Тарас зовут – сказала Элея, приоткрыв дверь.

Изнутри выглянула медсестра милой наружности.

– Кем приходитесь? – спросила она голосом брюзжащим и отдающим ржавчиной, никак не соотносящимся с её видом

– Дочь.

Медсестра подошла вплотную и открыла дверь.

– Очень жаль, он скончался, только тело забрали – сказала она уже без брюзжания, но всё ещё слегка ржаво

– Вы в порядке?

– Да.

– Тогда пододвинтесь – и медсестра протиснулась в дверной проём.

Элея села на кожаный пуф около двери. «Не успела… так боялась успеть, и в итоге не успела». Она сидела, а в голове был вакуум. Элея холодным взглядом смотрела в пол.

Спустя несколько минут она поплелась по коридору в обратном направлении. Вдруг в проходе появилась Тереза и, посмотрев заплаканными глазами, подошла к ней. Элея встрепенулась, но потом застыдилась и опустила лицо. Приблизившись, Тереза ничего не стала говорить и просто обняла дочь.

СЕНТЯБРЬ

1

Облака не плыли по небу – они застыли на месте. Солнце освещало небольшой город на западе республики Вунокорф. Адвер – так назывался тот городишко, тихо шелестел старыми машинами. Дома времён начала Коккино пахли свежей краской. Жители берегли их: большинство имперских сооружений выглядели на порядок чище и целее, чем в самом Самоцветинске.

Когда-то Адвер был начальным пунктом отправки железа в столицу Терастии. Здесь стоял металлоплавильный завод и резиденция заводских начальников. Но это было в прошлом, сейчас же это тихий спокойный заводской населённый пункт, коих в агломерации Самоцветинска уйма.

В отдалении от центральной части города, в районе промзоны кирпичного завода, находилось кладбище. Вокруг него, как змеи, расстелились технические рельсы.

Арка, перекрытая подъёмным шлагбаумом, спокойно созерцала действительность. Сторожка кладбищенского охранника пустовала. Изнутри слышалось тихое шипение телевизора – чёрный ящик потерял сигнал и транслировал белый шум.

К арке подъехал малотоннажный грузовик с белым тканевым кузовом. В треугольной кабине сидело несколько коренастых мужиков. Осознав, что сторожа нет, один из них вылез и, что-то бормоча, направился к КПП. Он снял верёвку со столбика, и сосновая палка шлагбаума стремительно поднялась вверх под давлением груза с обратной стороны. Автомобиль проехал и остановился в ожидании вынужденного швейцара.

Из здания администрации кладбища вышло две женщины. Бородатый адверец вернул шлагбаум на место, тут его окрикнула старшая (лет под пятьдесят) и расспросила о том, кого везут. Услышав знакомую фамилию, женщины направились за медленно идущим грузовиком.

Водитель ехал тихо, позволяя пешеходам не отставать. Он аккуратно вёз свой груз по лесной дорожке меж сосен и берёз. Кругом с надгробий смотрели лица, блестели нелепые эпитафии и сотни упокоенных имён. Ощущался покой и безмолвие. Лишь природе было позволительно здесь шуметь, но и она сегодня не смела.

Обе женщины шли молча, не смотря по сторонам. Старшая держалась крепко. Лицо, обрамлённое морщинами, лишь немного опухло, а лицо младшей, дочери, не отражало ни капли эмоций. Она бледная, худая, обёрнутая в просторную чёрную рубашку, выглядела мертвее многих на этом кладбище. Вытянутые руки держали