Потерянные под соснами - Владимир Олегович Шалев

дальше плюют в потолок старого здания, они же всё равно покупают, а мы сделаем новое свежее место, для людей из более высокого социального слоя. Долой объединение! Даёшь качественную социальную сегрегацию!

Элея сидела за столиком на высоком барном стуле, как раз в том втором фудкорте. В отличие от первого, вокруг царил стиль лофта с лёгкой пылью андеграунда. Здесь уже были изыски – кухни на любой вкус и цвет, запах и настрой. Но обилие порождает беспомощность. Вот Элея и сидела за столиком, так ничего и не выбрав. Она была чем-то похожа на тех подростков, находясь здесь бесцельно, просто чтобы где-то быть. После смерти Тараса в доме стало совсем отвратно. Она чувствовала там какой-то непреднамеренный гнев. Мать скуривалась, бесцельно дожигая жизнь. «Благо не пила» – думала Элея, – «А может и не благо, пила бы, так померла бы уж наконец, вслед за мужиком своим».

Тереза жила на пенсию по инвалидности, по физическим возможностям была полностью дееспособна, но в детстве после травмы головы получила инвалидность. И всё бы ничего – живи дальше, радуйся, но поставленный социальный штамп со временем изменил тонкую душу Терезы. Элея не помнила, когда мать работала последний раз – скорее всего, ещё в детстве Элеи. За последние несколько лет она превратилась в домашнюю служанку. Тараса это устраивало, он любил, когда перед ним пресмыкались. А сама же Тереза мучила себя мыслями о собственной ненужности и бесполезности. Мол, кому же она такая нужна, не работающая, инвалидка, и с последних пор ещё и вдова. Элея гневалась на эту обреченность матери, на её малодушный и не уважительный к себе настрой. Элее было больно, и это выливалось в гнев. На самом деле она любила мать и сопереживала ей, как и любой нормальный ребёнок.

Феномен такой агрессии весьма очевиден. Вместе с печальным физическим обличием Тараса в гроб ушла и его социальная оболочка. Сто и одна нерешённая проблема, тысяча недосказанных болезненных слов, всё это эгоистично обрублено и не завершено. Как поговорить с умершим? Может, спиритический сеанс? Но Элея была слишком реалистичной девушкой. Она ещё в детстве перестала верить в магию.

Бедные дети. Бедные взрослые люди, кто ещё в совсем малом возрасте встретился с чумазой рожей чёрного мира и отбил в себе чувство таинственного, чувство чудесного начала всего, что нас окружает.

Смерть отца, безразличие матери, тяжелые любовные похождения и полная бессмысленность жизни – всё это было в ней с самого начала, но сейчас эти тёмные соратники вылезли из тени и подобрались очень близко к жизненно важным органам. Эти чувства не были чужды или незнакомы, они не пугали её.

Элея вспомнила любимый фильм детства – там один волшебник учил магическим методам борьбы со страхом. В фильме всё было красочно, зрелищно, и Элея тысячу раз представляла себя на месте главных героев картины. Вспоминая детство, она видела себя участницей тех кинособытий. Приятный чародей показывал: визуализируешь свой страх, будь то змея или паук, и превращаешь его в нечто забавное и веселящее. Магия магией, но это хороший психологический приём.

Элея улыбнулась, а потом остекленела – она не знала, как сделать свои страхи смешными. Тело сотрясала незаметная дрожь, она потеряла контроль над слезными железами, пускающими капельки по её отполированной тонкой коже.

Немного побыв в этом состоянии, она взяла себя в руки и побежала в уборную посмотреть в зеркало – вроде всё в порядке. Она направилась к эскалаторам, чтобы спуститься в метро и уехать домой, но остановилась перед окнами. Её внимание привлекла одинокая белая берёзка, окружённая холодными зданиями и качающаяся на ветру. Элея вспомнила лес, вспомнила своё последнее пребывание в поселении. Волной окатили воспоминания ярких чувств.

Тогда она приехала во второй раз, не совсем понимая зачем. Можно подумать, что это было влияние таинственной зоны. В тот день Дафнис с Гермесом ушли в штольни, а она уехала в больницу к Тарасу. Уже к вечеру следующего дня она узнала, что и Гермес в больнице.

Не отдавая отчет своим действиям, она бросила трубку и выбежала из дома, но опомнилась и поняла, что Гермес лежит в Мраморном, в ближайшей к зоне поликлинике. Тогда она захотела позвонить, но стало неловко – кто она для него, чтобы что-то спрашивать и навязывать свои жалкие эмоции. Мимолётные ночи на поляне под звёздами не имели развития, в следующие разы Гермес был отстранённым, да и она выглядела сконфуженной. Оба переглядывались за лесным столом, уводили взгляды, и никто ничего не сказал.

То было в прошлом, а сегодня Дафнис взял её с собой навестить Гермеса в больнице. Очень мило пообщались, она даже нарисовала ему что-то на гипсе. Было неловко за этот поступок, будто таким образом она хотела оставить память о себе. Они обменялись номерами, и она решила написать в мессенджере. За тривиальным «как добрался?» было скрыто намного больше, чем казалось на первый взгляд. Она несколько раз порывалась удалить сообщение, но что-то останавливало.

Под сообщением были символы: одна галочка – отправлено, две галочки – прочитано. Вторая галочка не появлялась. Элея ждала, смотрела на берёзу, ещё ждала, затем оставила надежды и поехала домой.

4

В окно врезался белый голубь. Так порой с ними случается. Гермес пробудился от резкого звука, вдруг осознав, что спит не в палатке в лесу, ведь там не бывает стеклянных окон. Он захотел перевернуться, но увидел свою ногу и всё вспомнил.

Дневной сон, окончание которого приходится на закат – страшный процесс. Особенно когда это происходит спонтанно. Гермес ощущал себя восставшим из мёртвых. Голова болела, тело вспотело, в горле першило, а вокруг стояла гробовая тишина. Комнату рассекали закатные лучи. Они свободно просачивались сквозь белую кружевную тюль и растворялись в витающей пыли.

Гермес начал шарить рукой по тумбочке, будто слепец ощупывал надписи в автобусе. Телефона там не было. Вставать не хотелось. Гермес устало хлопнул себя по бокам и ощутил телефон в правом кармане. Уведомлений оказалось без малого за сотню, не в силах разбираться, он стёр их одним нажатием.

Опираясь на костыль, Гермес с трудом встал. Дойдя до кухни, он открыл окно – образовался небольшой сквозняк, уличный ветер связал две комнаты. Летом Гермес давно не появлялся в городе, и сейчас всё ему казалось слегка волшебным. Мягкий диван, отсутствие костра на полу, стены, в конце концов. Гермес испытывал странное чувство одиночества, как в детстве, когда в самый разгар игры мама загоняла его домой. Всё было там, где-то за окном,