Потерянные под соснами - Владимир Олегович Шалев

не знал, как общаться с этим человеком. Аристарх чем-то напоминал ему дядю Агамемнона. Как говорил Гермес: «Тот ещё фрукт этот Аристарх, очень сложно с ним уживаться». И все в поселении это понимали. Характер у старого геолога-самоучки был скверный, и скверность эта заключалась в совершенной нетерпимости, вспыльчивости и проблемах с передачей ответственности. Гермес в его круг доверия вошёл только в последние годы, и то, связано это скорее с тем, что Аристарх старел, а Гермес начинал давать отпор. Дафнис даже застал одну такую перепалку.

Вечер. Ужин. Основное блюдо было съедено, все мирно хлебали чай. Вдруг Аристарх зацепился за то, как Варвара поставила палатку. Намедни она развернула старенькую палаточку около бани, чтобы просушивать там собранные травы для заваривания, которые, кстати, все охотно пили. Он начел отчитывать её как девчонку, мол: стоит криво, затечёт вода, испортитcя тент, потом сушить. Хотя Варвара немного младше, но уж никак не ниже по заслугам и социальному рангу. Сейчас она была квалифицированным институтским работником, а ещё до работы в Верблюдогорском аналоге ГИИСа имела почётное звание инженера-конструктора. Аристарх лаял на неё без дела – просто потому, что мог себе позволить.

Как триггер прозвучала очередная обидная фраза, и Гермес вступился в их перепалку, намекнув, что Аристарх просто скуп и жадничает для Варвары. Слово за слово, громкость конфликта нарастала, и после какой-то колкости от Гермеса Аристарх замолчал и немного даже зажался как подстреленная собака. Нет, он не отступал от своего и мог дальше биться до потери пульса, но внутри него что-то сделалось мерзким и причинило боль.

Всё это произошло в ту минуту, когда Фотина, сидящая рядом, была готова броситься на Гермеса с агрессией и унижениями. Она представляла себя «большой мамкой», способной унять этого буйного мальчишку. В этой картине мира Гермес, конечно, был ей должен всё и имел право разевать рот только до известного предела, молчать и не выражать негодование, и уж тем более открытое несогласие. Одним словом, тоталитарный лидер, окутанный нереалистичными и тешащими эго установками.

Дафнис в тот вечер очень нервничал и переживал за Гермеса, хоть и не понимал, почему он так резко вступился. Просто он не видел всех копящихся и вездесущих подколок и унижений, сновавших вокруг этих людей. Он не замечал многое, из чего можно было составить совсем другую картину происходящего, отличную от создаваемых Фотиной иллюзий.

***

Дафнис шёл за Аристархом по лесной тропе. Слева переливалось серое озеро, хвоя была влажная, и воздух вдыхался с ощущением тяжести. У Дафниса подмёрз нос. Он вообще последние четыре дня чувствовал себя не очень здоровым, как раз с момента того ужасного похода в зону.

Они уже прошли несколько стоянок и приближались к той, на которой когда-то Дафнис останавливался с друзьями. Теперь он чувствовал, что изменился за это лето – не понимал, как именно, но точно знал, что это произошло. Во всяком случае, было приятно так думать.

Дафнис увидел те места, где когда-то стояли палатки, представил материнскую машину, себя, сидящего в ночи у костра, праздно пьющего и не имеющего никаких обязанностей. Повеяло лёгкой скорбью, жалостью, что те дни прошли, и их не вернуть. Такие мысли были редкими для Дафниса. Он преподносил себя очень думающим и рефлексирующим, но мало когда искренне размышлял о своей натуре.

Назревали холодные, зябкие и долгие месяцы – лето заканчивалось. Чем глубже в сентябрь, тем мощнее становились эти чувства. Да и где, как не в лесу, в дикой холодной природе, увидеть смену времени года во всей красе.

Осень подстрекала, но и сам он изменился. Будто в поселении обрел новые чувства, понимание, что что-то происходит не так. Он пока не понимал этих эмоций, но уже старался осмыслить свои переживания.

Проделав необходимые процедуры, они вернулись в поселение.

Сначала завтрак, затем обед. В послеобеденное время Дафнису даже удалось поспать. Он проснулся за час до ужина и от безделья решил послоняться по поселению. Дел было много, дела были всегда, но Дафнис всё-таки оставался Дафнисом.

Проходя баню, он решил заглянуть в ту «палатку раздора». Дафнис думал никого не застать, но внутри услышал радостное:

– О! Хорошо, что пришёл, помоги, пожалуйста.

Внутри пахло купажом разных трав. Варвара сидела на пенополиуретановом коврике и держала на коленях пучки с шалфеем.

– Я почти закончила, придержи, пожалуйста – сказала она и указала взглядом на нитку, стягивающую пучок травы. Дафнис надавил пальцем, Варвара плотно стянула. Связав ещё два таких пучка, она отбросила всё это в край палатки, к общей куче шалфея.

– Как прошлись с Аристархом? – спросила она невзначай, обвязывая в пучки уже другую траву, название которой Дафнис пока не знал.

– Да в целом хорошо… Молчаливо как-то, я бы не сказал, что научился многому. Даже не сказал бы, что Аристарх вообще меня чему-то учил. Я просто шёл, а он выполнял свои действия.

– Да, ему всегда тяжело делиться сферой ответственности – вздохнула Варвара.

– А как было с Гермесом? – задал долгожданный вопрос Дафнис – много ли времени они потратили на обучение?

Варвара заулыбалась.

– Много. Несколько лет. Но нужно понимать, что Гермеса учил другой наставник, которого с нами нет уже давно. Аристарх лишь стращал его, внося свои коррективы во все процессы. А до этого был с Гермесом еще холоднее, чем с тобой. Он был моложе и… – Варвара помялась – горячее что ли, активнее.

Дафнис поражался глубине мыслей Варвары. Не сказать, чтобы в этом таилось нечто сложное, просто при общем столе, или в компании у костра, она не высказывала такие рассуждения. Дафнис начинал симпатизировать ей. Припомнилась фраза Гермеса: «Честно, не понимаю, зачем Варвара сюда ездит». И теперь Дафнис начинал видеть образ женщины, совсем не уступающей Фотине в интеллектуальном плане.

Так уж сложились отношения двух подруг. Они когда-то шли в уважении, создавали вместе, Варвара безвозмездно делилась знаниями лесного быта с Фотиной, сопутствовала ей во всём. То было в прошлом, сейчас же осталась лишь инерция, привычка многих лет. Варвара по чуть-чуть угасала, будучи мишенью и ступенькой в самоутверждении главы поселения. Петля абьюзивности стягивалась и тянула, заглушая все добрые и качественные позывы к движению вверх.

Они закончили с травой и направились в сторону кухни. В эту ночь Дафнис всё-таки сходил в баню. Он впитывал всю информацию как губка, поддаваясь мощному влиянию Фотины. И не замечал, но становился на неё во многом похож – копировал повадки, мимически повторял невербальные проявления.

Дафнис сидел в бане один. Печка была приоткрыта, горящие дрова освещали пространство. Пот