Мстислав Дерзкий часть 2 - Тимур Машуков

Глава 13

Я уже почти поверил, что мне удалось уйти. Что я останусь загадкой и для этих неизвестных, но явно очень опасных убийц. Что у меня есть время, чтобы скрыться. Лес, казалось, надежно скрывал мои шаги, и примятая трава распрямлялась сразу же после того, как я проходил по ней. Густые ветви деревьев бесшумно смыкались за моей спиной и расступались впереди.

Нет, я уже не мог двигаться в прежнем темпе, но ковылял вполне себе бодро, опираясь на палку. Тело била мелкая, противная дрожь, оно ныло и нещадно болело. Перенапрягшийся источник и каналы горели… Но, черт возьми, я был доволен тем, что я сделал! Если я не остался там, исчерпав себя без остатка, то, значит, боль и слабость пройдут, и все восстановится, сделав меня еще сильней. И пусть я не обнаружил на базе людоловов мертвяков, то, что я сорвал грандиозные планы какой-то мрази, приятно грело душу.

Так что я, ежесекундно борясь с собственным бессилием, шаг за шагом двигался вперед, доверившись лесу. Который меня своевременно и предупредил, что рядом опасность.

Резко остановившись, я напрягся, обнажив меч. И в тот же миг из темноты, из-за необъятного ствола старого могучего дуба появилась тень.

Высокая, худая, почти бесплотная фигура в тёмном облегающем костюме без каких-либо опознавательных знаков. Лицо ее скрывала маска, оставляющая открытыми только глаза — холодные, светлые, абсолютно безразличные. В её руках, затянутых в перчатки, не было никакого оружия. Вернее, смертельным оружием была она сама.

Я замер, инстинктивно приняв боевую стойку, но моё лицо при этом предательски скривилось от боли.

Незнакомка не сделала ни одного угрожающего движения. Она лишь слегка склонила голову набок, изучая меня, как ученый изучает редкий, незнакомый вид какого-нибудь насекомого.

Потом она подняла руку. Небрежно так, даже, я бы сказал, расслабленно. Просто показала мне открытую ладонь — универсальный знак «стоп». А потом медленно, очень медленно и максимально выразительно указательным пальцем другой руки провела по своему горлу.

Жест был настолько откровенным, настолько леденящим душу, что у меня перехватило дыхание.

Это не было предложение сдаться. Это было сухое, лаконичное сообщение. Предупреждение. Иди своей дорогой. Займись своими делами. И не лезь туда, куда не просят. Иначе…

Фигура в черном больше не двигалась, не нападала. Она просто стояла, слившись с тенями у дерева, самим своим присутствием блокируя дальнейший путь, как безмолвный страж порога, за который мне не было хода.

И я понял. Понял всё. Она — или они — меня не убьют. Сегодня. Они позволяют мне уйти. Потому что я для них — ничто. Появившийся в их огороде муравей, которого не стоит давить, но которому нужно показать, где выход.

Бессильная ярость, что была горше любой боли, подкатила к горлу. Но делать было нечего. Сражаться в таком состоянии с этим… с этим чем-то — было бы чистым самоубийством.

Я медленно, демонстративно опустил меч. Сделал осторожный шаг назад. Потом ещё один. Незнакомка следила за мной все с тем же ледяным выражением глаз.

Я повернулся и побрёл обратно в лес, в спасительную темноту, спиной чувствуя безразличный, тяжёлый взгляд. И теперь мне предстояло искать другой путь в деревню. Почему нельзя было пройти этой дорогой, не знаю. Но надо подумать. Подумать о том, кто эти призраки со свистящими смертями в руках. И почему они оставили меня в живых.

Я сделал шаг. Потом второй. Даже удаляясь, я по-прежнему чувствовал ледяной взгляд незнакомки, впивающийся мне между лопаток, от которого по уставшему телу бежали мурашки. Каждый мускул был напряжен до предела в ожидании удара в спину — бесшумного и смертельного. Но его не последовало. Меня сопровождала только тишина, прерываемая лишь шелестом листьев под моими ногами и тяжелым, натужным биением моего собственного сердца.

И вдруг — другой звук. Противный, влажный, прерывистый. Словно кто-то жадно, с надрывом хлебает воду. А потом — тихий, полный животного ужаса женский стон.

Я обернулся так резко, что мир закружился и поплыл перед глазами. Я застыл, сраженный открывшимся зрелищем.

Та самая незнакомка, только что выглядевшая бесстрастной, всесильной, и всей из себя такой опасной, сейчас была прижата спиной к стволу дуба. Ее удерживала на месте чудовищная, неестественно длинная рука с кривыми когтями, впившимися глубоко в плечо. А к ее шее, к самой сонной артерии жадно присосалось нечто. Высокое, тощее, с мертвенно-бледной кожей, словно натянутой на длинные кости. На монстре болтались лохмотья когда-то богатого камзола, истлевшие и покрытые грязью. Высший упырь. Древний, сильный, один из тех, кого боятся сами обитатели Нави.

Он пил. Громко, с отвратительным, чавкающим звуком, в котором слышалось и хлюпанье, и хруст, и жадное сглатывание. Горло чудовища шевелилось, активно поглощая пищу, а тело жертвы судорожно дергалось, теряя последние силы. Глаза незнакомки, еще секунду назад холодные и уверенные, закатились под лоб, вся ее фигура излучала немой ужас и нечеловеческое страдание. Ее маска сползла, обнажив молодое, искаженное агонией лицо. Из-под ногтей рук, беспомощно скребущих по костяной конечности монстра, сочилась кровь.

Волна первобытного омерзения, острого и тошнотворного, смыла все остальные эмоции. Это была не просто смерть. Это было осквернение, гнусный паразитический акт, от которого сжималось всё нутро.

Мыслей не было. Только ярость. Чистая, животная, белая ярость.

Рука сама рванулась к поясу, к рукояти запасного ножа — короткого, тяжелого, с серым матовым лезвием, предназначенного не для красоты, а для убийства. Движение было отточенным, доведенным до автоматизма за тысячи часов тренировок. Взмах — и сталь, описав в темноте короткую серебристую дугу, вонзилась точно в цель. В череп упыря, пробив его насквозь и выйдя острием из глаза.

Раздался не крик, а какой-то надрывный, визгливый вой, больше похожий на скрежет железа по стеклу. Чудовище отшатнулось, отпуская свою жертву. Из его пустой глазницы хлестнула струя черной, зловонной жижи. Незнакомка, освобожденная от кошмарных объятий, безжизненно сползла по стволу на землю, бледная как полотно.

Я уже не думал. Я действовал. Нож был потерян, застряв в костяном черепе твари. Но у меня был меч. Он оказался в моей руке прежде, чем я успел это осознать. Упырь, ослепленный болью и яростью, ринулся на меня, его когти, словно кривые кинжалы, целились в мою грудь. Он видел и чуял меня, чуял горячую, живую кровь, которая должна была стать компенсацией за причиненную ему боль.

Его бросок был стремительным, слепым и абсолютно прямолинейным. Я даже не успел