Мёд горьких трав - Диана Ва-Шаль

самым безопасным местом во всем Государстве. Здесь, в объятиях гор, жизнь текла по своим законам. Домик органично вписывался в пейзаж: его крыша, покрытая тёмной черепицей, чудилась продолжением горных склонов. В стеклах отражались и множились деревья и папоротники. Обилие натуральных материалов отдаляло от воспоминаний металлических клеток мегаполисов.

Рэм, с накинутой на плечо рубашкой, неторопливо спустился по ступеням. Босыми ногами прошел по траве и камням к шумной реке, прищурился, глядя на первые солнечные лучи, озаряющие склоны золотым ореолом. Вода искрилась и переливалась, и над ее гладью стелилась дымка тумана.

Вессель вдохнул свежий воздух, пропитанный ароматами сосен и цветущих трав, и задумался о том, как легко здесь забыть о мире за пределами гор: три недели жизни. Настоящей жизни, купленной у судьбы дыханием смерти в затылок. Зато три недели, когда возможным стало забыть об обязанностях кронпринца, покинуть шумную столицу, побыть наедине с Иной.

Рэм даже вспомнить не мог, когда в иной момент своей жизни обладал такой свободой: его детство закончилось слишком быстро, окруженное штатом воспитателей и наставников, юность прошла незаметно, отданная службе. Наверное, если бы рядом с ним не было шебутного Дэва, Рэм бы вовсе сошел с ума. К тому же, Дэвид упрямо поддерживал образ "упертого троечника и проказника", отчего прилежный кронпринц казался преподавателям еще более усердным и старательным. Рэм всегда знал, что его брат сознательно создает ему этакую "подушку безопасности", когда мелкие промахи и ошибки старшего сына Дамира Весселя даже не замечались: ибо как увидеть небольшой камешек на ладони, если с вершины несется гигантский валун? Дэвид был опорой и другом Рэма. И кронпринц знал – когда наступит час вступить на трон, брат станет самым верным и преданным ему сторонником и помощником.

Мужчина опустил руки в прохладную прозрачную воду. Набрал ее в ладони, выпил. Прохлада растеклась по телу. Даже тяжесть в мышцах словно ушла в землю.

Каждое мгновение здесь, в окружении природы, рядом с Иной, приносило душе безмятежность, которая отсутствовала в жизни бесконечно долго.

Мукро остался далеко. Телефонные звонки забылись. Совещания стерлись. Единение с горами, время с любимой женщиной. Покой. Рэм многое бы отдал, лишь бы навсегда остаться в этом месте. Но он знал, что не может себе этого позволить. Бежать не получится – он никогда бы себе этого не простил. Да и куда идти?

Страннику дороги писаны, отступнику пути заказаны. Возвращение обратно неизбежно. Возвращение домой неотвратимо, тем более, когда ты любишь свой дом – каким бы мрачным тот ни был. А Рэм любил Государство. Любил Старые рубежи. Любил Мукро. Он был рожден, чтобы быть отданным на растерзание Судьбе и милости Государства. Парадный мундир, чтобы оказаться однажды размазанным на страницах истории Триединой монархии.

Над мысом рождения и смерти мелькнуть вспышкой, пронестись точкой. Позволить тернистому пути заплестись не то удавкой, не то короной, и превратиться в тень, сжимающую золотой меч. Но если ему удастся что-то изменить, если он сможет своим горящим сердцем осветить во тьме путь людям, провести их по тропам вечной жизни, миновать массовые казни, сломать эхо-камеры – тогда все не напрасно. К тому же, жизнь подарила ему Ину, и рядом с ней Рэму не было страшно оказаться под бесшумным дождем кровавых слез, проливаемых Матерью о мире Государства.

Вода струилась сквозь его пальцы, унося с собой усталость и тревоги. Дуновение ветра напоминало о важности настоящего, о том, что здесь и сейчас у Рэма есть всё, что нужно. Но время не вечно, и мысли об этом не покидали. Тени упрямо стояли рядом, держа над головой кронпринца корону и золотой меч. Речной дом – лишь временное пристанище, и жизнь ждет возвращения в реальность.

Мужчина опустил белую рубашку в воду, простирал ее руками, слушая птичьи перепевы. Он не видел, как из дома выглянула легкая и грациозная Ина – легкое льняное платье на голое тело, волна светлых, почти белых волос едва доходила до плеч; на руках девушки перекатывались множественные браслеты, – и замерла на террасе, глядя на спину мужа. Теплая тоска и ночная истома в один миг. Ина едва слышно вздохнула. Рэм выглядел таким уязвимым, таким настоящим. Она до сих пор не могла поверить в совершенное на него покушение и благодарила с каждым рассветом и закатом Матерь за то, что уберегла. Благодарила мысленно Змееволосую за то, что направила своего бойца; благодарила мысленно Томаса Леграна за то, что без промедлений закрыл собой Рэма.

Солнечные лучи скользили по скалам, раскрашивали камни, озаряли листву. Проникали сквозь заросли папоротника, покрытого росой.

Обернувшись, кронпринц встретил взгляд супруги, полный нежности и поддержки.

– Мне интересно, как долго ты будешь игнорировать стиральную машинку в доме? – мягко улыбнулась Ина, когда мужчина, развесив рубашку сушиться, подошел к ней ближе.

– Я думал, что утомил тебя, и ты проспишь до обеда, – практически проурчал он в ее губы, игнорируя вопрос и оставляя легкий поцелуй.

– Боюсь, привычку к дисциплине раннего подъема не так просто убить, – она обняла кронпринца за плечи, заглянув в золотисто-карие в тот миг глаза Рэма. – Тем более, ты ушел. Мне стало одиноко, – девушка провела пальцами по контуру его челюсти, подбородку. Трехдневная щетина столь непривычна на вечно идеально выбритом лице Рэма. Ина недолго молчала, хотя сердце и подсказывало ей, какие думы бурлили в душе супруга. Нужна смелость, чтобы озвучить то, что кронпринц не хотел признавать. – Может быть, однажды мы найдём способ сбежать от всего этого. Сбежать из камер системы.

– Я не хочу бежать из камер, Ина. Я хочу их сломать.

Ина смотрел на Рэма, чувствуя, как в сердце растет тревога.

Слишком отчаянно он желал перемен. Слишком многое готов был за них отдать.

Но сегодня они еще были свободны. Свободны, чтобы жить и любить.

УКРАДЕННЫЕ МИНУТЫ

282 год ЭТМ, третий летний. Западные земли

Она знала, что он следует за ней. Можно было списать на чутье или предвиденье, догадливость и предсказуемость сего действа; сыграло, пожалуй, всё и сразу. А еще она просто его заметила. Не нужно обладать особыми навыками, чтобы различить в отражениях силуэт за своей спиной, тем более настолько выделяющийся.

Девушка завернула за угол, оставляя позади шум тотализатора. Стук ее шпильки, гудение кондиционеров, приглушенный смех людей с улицы. Еще один поворот. Тяжелая дубовая дверь в одну из комнат отдыха. Девушка сразу направилась к зеркалу, якобы поправить шляпку, а сама глянула через отражение на вошедшего вслед и прикрывшего за собой дверь мужчину.

Непослушные пряди