Наследник Воли - Александр Горин

Лада замерла, словно получив неожиданный подарок. Ее глаза наполнились не только удивлением, но и внезапной надеждой и благодарностью. Ее губы дрогнули в едва заметной, но самой искренней улыбке за весь вечер.

Сентименты — это опасный путь. Ее эмоции — подтвержденный факт, моя ответная реакция — тактическая ошибка. Проявил слабость, ответив на эмоциональный посыл, а не сохранил дистанцию.

Она — дочь враждебного дома, ее искренность не отменяет этого факта. Ее симпатия может быть использована против меня, либо ее саму используют против меня через ее чувства. Эта связь — уязвимость. Прекрасный рычаг для давления как со стороны Багрецовых, так и для Строганова.

Нужно дистанцироваться. Любая привязанность в этом мире — оружие, направленное в мою сторону. Завтра на дуэли я буду драться за выживание, а не за чью-то улыбку. Она — объект наблюдения. Все остальное — иллюзия, которой нельзя позволить стать реальностью.

В этот момент к нашему столу бесшумно подошел человек в черном мундире Тайной Канцелярии. Младший инквизитор, судя по нашивкам. Он склонился надо мной, игнорируя остальных.

— Ярослав Григорьевич, — его голос был беззвучным шепотом, предназначенным только для моего уха. — Александр Сергеевич Строганов ожидает вас для беседы в восточной галерее. Незамедлительно.

Он выпрямился и так же бесшумно удалился. Ледяная волна пробежала по моей спине. Вызов от Строганова. Сейчас, сразу после моего согласия на дуэль.

Отец схватил меня за локоть под столом, его пальцы дрожали.

— Ярослав, не иди. Это ловушка.

Я медленно высвободил руку.

— Отказ от встречи с главой департамента расследований будет выглядеть хуже, чем сама дуэль, — так же тихо ответил я. — Я должен идти.

Поднимаясь из-за стола, я встретился взглядом с Лизой Орловой. В ее глазах читалось холодное любопытство — она оценивала, выйду ли я из этой встречи живым.

На Ладу было больно смотреть. Теперь в не был не просто страх, а ужас, она всерьез обеспокоена моей судьбой.

Я резко встал, делая сильный вдох и наполняясь до краев энергией. Выставил «Безшумный шаг» на максимум, включил одновременно первый и третий уровни ментальной защиты — «Шум» и «Абсолют». Свое ядро сознания надежна спрятал, укрыв под воспоминаниями прежнего Ярослава.

Я готов, глава Департамента расследований Тайной Канцелярии. Давай узнаем, что ты хочешь мне сказать.

Восточная галерея оказалась длинным, полутемным коридором, освещенным лишь редкими магическими сферами. Строганов стоял у высокого арочного окна, глядя на ночной сад. Его силуэт вырисовывался на фоне лунного света.

— Ярослав Григорьевич, — произнес он, не поворачиваясь. — Благодарю, что нашли время.

Его голос эхом разносился под сводами пустынной галереи.

— Вы приняли вызов Орлова, — это была констатация, а не вопрос. — Интересный выбор. Особенно для человека, чье владение даром столь спонтанно.

Он наконец повернулся ко мне. Его глаза в полумраке казались совсем черными.

— Знаете, что происходит с аномалиями, которые привлекают слишком много внимания?

Я молчал, чувствуя, как холодный ментальный щуп скользит по поверхности моего сознания, не пытаясь пробить защиту, а просто оценивая. Пусть говорит, мне нужно больше информации.

— Их либо уничтожают, — продолжил он и сделал эффектную паузу, — либо берут под контроль.

Он подошел ближе. От него не исходило угрозы, лишь абсолютная, леденящая уверенность.

— Завтра на дуэли вы проиграете, Дмитрий Орлов не станет церемониться. Он сломает вас и ваш род окончательно прекратит существование.

— Зачем вы мне это говорите? — спросил я, сохраняя лицо бесстрастным.

— Потому что я предлагаю вам третий вариант, — его губы тронуло подобие улыбки. — Стать полезным. Мне.

Воздух в галерее стал еще холоднее.

— Я могу обеспечить вашу победу завтра. Незаметно. Так, что никто, даже сам Орлов, ничего не заподозрит. А взамен вы начнете сообщать мне о определенных разговорах. В доме Багрецовых, в том числе.

Так. Он предлагает стать шпионом. Предать доверие Багрецовых еще до того, как оно было получено. Это неприемлемо.

— И если я откажусь? — спросил я, глядя ему прямо в глаза.

— Тогда завтра утром, — сказал он, пожав плечами, — я буду наблюдать. Как и положено служителю закона. А может… незаметно помогу уже не вам, а Орлову. Сдвинуть камень под ногой в решающий момент. Или ослабить нить вашей концентрации. Маленькие невидимые вещи, которые решают исход. Вам ведь знаком этот принцип, не так ли?

В его глазах не было угрозы. Лишь холодная констатация факта. Он давал мне выбор между смертью и предательством, и в его предложении была безупречная логика. Он был подобен хирургу, предлагающему ампутацию как единственный способ выжить. И так же, как хирург, он не испытывал ни гнева, ни сожаления — только профессиональную уверенность в правильности своего диагноза.

Он не лжет. Он действительно видит для меня только два пути.

Но он просчитался в одном — он до сих пор считает меня пешкой, а не игроком. Он предлагает выбор между двумя формами поражения, не рассматривая возможности моего чистого выигрыша. Это его слепое пятно.

Прямой отказ сейчас — стратегическая ошибка. Это превратит Строганова в открытого врага до дуэли. Прямое согласие — еще хуже. Это добровольное надевание ошейника, путь к статусу расходного материала. Правильный ход — игра на время. Нужно дать уклончивый, но заинтересованный ответ, чтобы отложить решение.

— Понял, — ответил я. — Ваше предложение требует осмысления.

Если я одержу победу, то из аномалии, за которой охотятся, я превращусь в самостоятельного игрока, с которым придется считаться. Победа даст мне право голоса и переведет переговоры со Строгановым из плоскости «шантаж» в плоскость «возможный союз».

Строганов не ответил, он медленно прошелся вдоль окна, постукивая пальцами по каменному подоконнику. Остановился, посмотрел на меня.

И в этот момент его ментальное поле, до этого пассивное, сжалось в острие и обрушилось на меня.

Это был таран.

Целенаправленный, сокрушительный штурм, нацеленный пробить «Кокон» и добраться до самой сути моей аномалии. Давление было чудовищным, несравнимым с атакой Орлова. Строганов не просто давил силой — он искал слабые места, структуру, паттерны, чуждые этому миру.

«Кокон» затрещал. Последний уровень ментальной защиты «Абсолют» держался, но я чувствовал, как он проседает под неумолимым напором. Я не мог контратаковать — это бы сразу меня выдало. Оставалось только держать оборону, пряча свое истинное ядро за образами страха, боли и хаотичных всплесков «дикого дара».

Держись. Он не должен увидеть систему. Только хаос, только инстинкты. Я не боец, я — жертва, которая умеет выживать. Покажи ему то, что он хочет увидеть.

Я позволил ему увидеть отчаянное сопротивление, дрожь воли, граничащую с сокрушением. Я вплел в свою защиту обрывки воспоминаний Ярослава о матери,