Формула огня - Джек из тени

— К утру я хочу получить от каждого из вас расчёт угла возвышения ствола, необходимый для того, чтобы попасть в этот камень.

Повисла пауза. Они смотрели то на меня, то на далёкий камень, и на их лицах был написан священный ужас.

— Тот, кто не справится или сделает ошибку больше чем на полградуса, — закончил я с обаятельной улыбкой, — будет до конца строительства форта возглавлять почётную команду по очистке и углублению лагерных сортиров. А теперь все свободны, можете приступать. Время пошло.

Я развернулся и вышел из каземата, оставив их наедине с этой невыполнимой задачей и надвигающимся ужасом. Я слышал, как за моей спиной раздался отчаянный, возмущённый гул. Но мне было плевать.

Школа началась. И её главным правилом было одно: учись или умри. Или, что для этих аристократов было ещё хуже, иди чистить дерьмо. Очень эффективный стимул для пробуждения мыслительных способностей.

Глава 10

Прошёл месяц. Всего один месяц, а казалось, что целая жизнь, спрессованная в бесконечный цикл грохота, мата и усталости. Время здесь текло иначе, чем в любом другом месте. Оно было вязким, как осенняя грязь, когда ты до кровавых мозолей машешь киркой, и летело со скоростью пули, когда ты смотрел на растущие стены форта и понимал, что зима уже дышит в затылок.

Первый снег уже припудрил самые высокие пики, превратив их в сахарные головы великанов, взирающих на нашу суету с холодным безразличием. Воздух стал острым, колким, особенно по утрам, когда из палаток вылезали заспанные, укутанные во что попало солдаты, и их дыхание превращалось в густые клубы пара. Долина преобразилась. Она больше не была открытой раной на теле земли. Теперь это был шрам. Уродливый, грубый, но затягивающийся. Серые, безжизненные стены ДОТов, похожие на гигантские черепашьи панцири, вросли в землю. В склонах гор чернели амбразуры будущих артиллерийских казематов, как пустые глазницы гигантского скелета. Стройка стала фоном нашей жизни, её саундтреком, состоящим из скрипа тачек, ударов молотов по стали и гортанных криков орков-десятников.

Моя «академия» тоже работала без перебоев. Исхудавшие, с ввалившимися глазами, в которых больше не было спеси, только глухая, затаённая ненависть и животный страх перед очередной задачкой по баллистике. Позорная перспектива возглавить ассенизаторскую команду оказалась лучшим стимулом для ума, какой только можно было придумать. Но самым действенным лекарством от благородной спеси была практика. Я гонял их по горам, заставляя часами ползать по-пластунски в ледяной грязи под пронизывающим ветром. Учил маскироваться, оборудовать стрелковую ячейку, оказывать первую помощь раненому товарищу, используя вместо бинтов обрывки собственной рубахи. Я ломал их через колено, выбивая из них вековую уверенность в том, что война, это красивый поединок на мечах. Я показывал им, что война, это грязь, боль, страх и умение не сдохнуть в первые пять минут.

Сам я превратился в ходячий механизм, работающий на остатках нервов и кофеине из жареных желудей. Сон стал роскошью, которую я не мог себе позволить. Именно в один из таких дней, когда я, стоя по колено в грязи, объяснял оркам, как правильно вязать арматуру для укрепления бетонной стены, появился гонец. Это был не щеголеватый всадник на горячем скакуне, а кряжистый гном на выносливой, косматой пони, которая выглядела такой же уставшей и грязной, как и её хозяин. Гном, чьё лицо было покрыто слоем дорожной пыли, а борода сбилась в один большой, серый колтун, не обращая внимания на часовых, проехал прямо к центру стройплощадки и, не слезая с седла, громко спросил, перекрывая грохот:

— Где здесь Железный Вождь? Мне нужен Михаил!

Работа вокруг замерла. Я вытер руки о штаны и пошёл ему навстречу.

— Я здесь. Что случилось?

Гном внимательно оглядел меня с ног до головы, его взгляд скользнул по моей рваной, перепачканной в цементе одежде, и в его глазах появилось уважение. Он спрыгнул с пони, которая тут же попыталась откусить кусок от деревянной опалубки.

— Борин, к вашим услугам, магистр, — прохрипел он, протягивая мне тяжёлый кожаный тубус, перевязанный ремнями. — Из Кхарн-Дума. Госпожа Брунгильда велела доставить лично в руки.

Мы прошли в мой шатёр, я указал Борину на табурет, а сам, не в силах скрыть нетерпение, начал развязывать ремни тубуса.

Сначала официальные бумаги. Сухие, безликие отчёты. Расход угля и руды, количество отлитых заготовок, бесконечные запросы на новые инструменты и материалы. Всё шло по плану, медленно, со скрипом, с вечными гномьими жалобами на качество ресурсов и криворукость подмастерьев, но шло. Я быстро пробежал их глазами, делая пометки на полях. Всё это было рутиной.

А потом я увидел маленький, туго свёрнутый свиток пергамента, засунутый в самый центр тубуса. Он был перевязан не грубой бечёвкой, а тонкой кожаной тесёмкой, и скреплён не казённой печатью кузницы, а каплей тёмно-красного воска с чётким оттиском молота, весь покрытый мелкими рунами, личная печать Брунгильды.

Мои пальцы, загрубевшие и исцарапанные, вдруг стали неловкими. Я осторожно сломал печать, стараясь не повредить пергамент. Развернул. Ровный, чуть угловатый, как все гномы, почерк.

'Михаил, — без всяких приветствий начиналось письмо. — Твоя дурацкая затея работает. Пожалуй, даже лучше, чем ты сам рассчитывал. Мы отлили первый прототип, парни назвали его «Длинный ворчун». Идиотское имя, но они упёрлись, мол, ствол длинный, и звук у него недовольный. Главное — ствол выдержал. Двадцать выстрелов полным зарядом, и ни единой трещины. Твой рецепт стали сработал, хотя старый Гимли до сих пор плюётся и говорит, что это не сталь, а «железная похлёбка».

Нарезка канавок превратилась в ад. Двалин сжёг три резца и чуть не лишился пальцев. Но результат… Михаил, это нужно было видеть. С двух тысяч шагов разброс снарядов меньше, чем длина моей руки. Я сама стояла у прицела. Снаряд летит, как будто его ангелы на руках несут. Никакого кувыркания, он впивается в мишень точно туда, куда ты его направил.

Теперь плохие новости. Этого проклятого кокса, который ты велел делать из особого угля, нам нужно втрое больше. Печи жрут его, как не в себя. И снаряды. Ох уж эти твои вытянутые снаряды… Каждую болванку приходится доводить вручную, подгонять под калибр с точностью до волоска. Массовое производство в таких условиях будет стоить нам всех нервов и половины бороды Двалина. Но это возможно, так что прекращай слать мне дурацкие вопросы в каждой почтовой птице и лучше организуй караван с углём и сталью. И да, прихвати пару