Формула огня - Джек из тени

Я стоял и смотрел на него, и моё хорошее настроение, моя эйфория от письма Брунгильды, улетучивалось с каждой секундой, сменяясь ледяным, сосущим предчувствием беды. Урсула стояла рядом, не сводя с Гроша своих горящих глаз. Она не задавала вопросов. Она ждала.

Наконец, орк оторвался от фляги. Он несколько раз глубоко, судорожно вздохнул.

— Говори, Грош, — тихо сказала Урсула.

И он заговорил. Его голос был тихим, хриплым, прерывающимся, но каждое слово падало в тишине шатра, как камень в могилу.

— Мы дошли до реки Чёрной Воды, как ты и приказала, вождь. На это ушло пять дней. Первые дни всё было спокойно. Степь как степь. Только… тихо. Слишком тихо. Ни дымка от стойбищ, ни пастухов со стадами. Мы думали, может, кланы откочевали на юг, спасаясь от войны.

Он сделал паузу, переводя дыхание.

— А на шестой день мы нашли первое. Стойбище клана Чёрного Бивня. Вернее… то, что от него осталось.

Он замолчал, и его взгляд затуманился, он смотрел не на нас, а куда-то сквозь стену шатра, снова переживая тот ужас.

— Это было… пепелище. Всё выжжено дотла. Юрты, повозки, загоны для скота. Земля чёрная и трупы. Вождь… их были сотни. Они не просто убивали. Они…

Он снова замолчал, подбирая слова.

— Они не брали пленных. Никого. Старики, женщины, дети… всех вырезали. Тела были свалены в кучи в центре стойбища и сожжены. Мы нашли несколько тел на окраине, тех, кто пытался бежать. Они были исколоты копьями и стрелами. Они не убивали их, они с ними играли. Как кошка с мышью. Колодцы были отравлены, мы видели трупы животных, плавающие в них. Они не просто уничтожили клан. Они стёрли его с лица земли. Словно его никогда и не было.

В шатре повисла мёртвая тишина. Я смотрел на Урсулу. Её лицо превратилось в каменную маску, ни один мускул не дрогнул. Только костяшки её пальцев, сжимающих рукоять топора, побелели.

— Мы пошли дальше, — продолжил Грош, и его голос стал почти шёпотом. — Думали, может, это единичный случай. Может, Чёрные Бивни чем-то прогневали эльфов. Но потом мы нашли стойбище Кривых Клыков. И там было то же самое. Пепел. Кости. И этот запах… запах горелого мяса. И так день за днём. Стойбище за стойбищем. Клан за кланом. Красные Волки, Мохнатые Спины, Песчаные Дьяволы… все. Все, кто жил к северу от реки. Они идут с востока на запад, широким фронтом, и просто выжигают всё живое.

Я закрыл глаза. Запах гари. Вот оно что. Это горели не леса. Это горел целый народ.

— Мы поняли, что нужно предупредить южные кланы, — хрипел Грош. — Мы разделились. Я и Гурк, — он кивнул на носилки, на которых лежал второй орк, — пошли сюда, к тебе. Остальные — на юг, к клану Белого Волка. На обратном пути на нас напал их разъезд. Лёгкая кавалерия на ящерах. Их было всего десять, но они были быстры, как ветер. Мы пытались уйти, но они загнали нас в овраг. Мы убили троих, но они ранили Гурка, перебили ему ноги. Я тащил его на себе три дня. Я не спал, не ел, просто шёл. Ты должна знать, вождь. Они перейдут Чёрную Воду через несколько дней. И тогда… тогда они придут за остальными.

Он закончил и уронил голову на грудь, его плечи сотрясала беззвучная дрожь. Он выполнил свой долг. Он донёс весть.

Я медленно открыл глаза и посмотрел на Урсулу. Маска спала.

— Урсула… — начал я, но она меня не слышала.

Она молчала несколько долгих, звенящих секунд. В шатре был слышен только хрип Гроша и тихое постанывание раненого на носилках. А потом она подняла на меня глаза. И в них не было больше ни горя, ни отчаяния. Только холодная, как лёд, и твёрдая, как сталь, решимость.

— Ты пойдёшь со мной, — сказала она. Это был не вопрос и не просьба. Это был приказ. Приказ, основанный на праве союзника, на праве воина, чей народ истребляют, как скот. — Ты возьмёшь свою армию. Ты возьмёшь свои громовые палки. И мы пойдём в степи. И мы убьём их всех. Мы сожжём их так же, как они сожгли моих братьев. Мы отравим их колодцы. Мы вырежем их детей. Мы сотрём их с лица земли.

Она сделала шаг ко мне, и я невольно отступил. От неё исходила аура такой концентрированной, ледяной ярости, что, казалось, воздух вокруг неё начал трескаться.

— Я помогла тебе построить твою крепость из камня. Теперь ты поможешь мне построить мою из их черепов. Ты мне должен, Михаил. Ты дал мне слово.

Она стояла и ждала ответа. И я смотрел на неё, на мою жену-орка, на моего самого верного и сильного союзника, и понимал, что она не отступит. Она не простит мне отказа. Я смотрел на неё и видел за её спиной пылающие степи, я слышал крики умирающих детей, я чувствовал запах горелой плоти.

И я знал, что не могу ей отказать. Но я так же знал, что не могу и согласиться. Потому что в этот самый момент с запада к нам двигалась другая беда. Не такая кровавая, но не менее смертельная. И я, Железный барон, победитель, герой, оказался заперт между двух огней, в ловушке собственного триумфа. Любой мой выбор вёл к катастрофе. И мне предстояло выбрать, какой из них страшнее.

Воздух в шатре загустел, стал тяжёлым, как земля с могилы. Каждое слово Урсулы, произнесённое её низким, вибрирующим от ярости голосом, вбивалось в мозг, как ржавый гвоздь. Она стояла передо мной, и в её жёлтых глазах полыхал пожар, куда более страшный, чем те, что уничтожали её народ в степях. Это был огонь раскола. Огонь, который мог сжечь дотла наш хрупкий союз, с таким трудом сколоченный из недоверия, крови и общей ненависти к врагу.

Я смотрел на неё, на моего самого надёжного боевого товарища, и видел не союзника, а прокурора. Судью. Палача. И приговор уже был вынесен. Я должен и точка.

Мой мозг, привыкший к холодной логике чертежей и баллистических таблиц, лихорадочно, почти панически, пытался просчитать варианты. Но все они вели в тупик. Пойти с ней означало бросить всё. Оголить перевал, который мы с таким трудом превращали в неприступную