И всюду слышен шепот Тьмы - Джой Моен

Сглотнув, Эрве почувствовал, как теплая ладошка девушки легла на его щеку; ее огромные серо-зеленые глаза выражали бурю эмоций, будто копируя и отражая то, что переживало его сердце. Одинокая слеза скатилась по лицу парня, зависнув на подбородке, Моник стерла ее легким прикосновением губ. Дюшарм притянул Зоэ-Моник к себе за скулу, слившись с ней в благодарном, полном чувств поцелуе, он мог показать больше, чем сказать словами, оставляя на губах девушки обещание.

* * *

После того как Эрве Дюшарм проводил девушку до дома, одарив на прощание теплым поцелуем в лоб, она надела пижаму поверх одежды, чтобы притвориться спящей перед родителями и выскользнуть из дома в тот же миг, как только раздались тихие храпы. Тело била крупная дрожь, сотрясая каждую клеточку с той поры, как нога переступила порог дома. Девушка натянула шляпу матушки на глаза так низко, чтобы никто не узнал ее, с трудом сохраняя видимость, даже попадая в кабаре через черный ход.

Теперь же Зоэ-Моник стояла за кулисами в отвратительном пошлом наряде, обтягивающем грудь, талию и бедра, с преступно длинным разрезом, оголяющим ногу до самых трусиков телесного цвета, чтобы еще сильнее распалить толпу, позволив той предаваться грязным фантазиям. От волнения и страха замутило, особенно после того, как Эмильен Тома, встретивший Моник, обвел новый образ девушки скользким сальным взглядом и воскликнул:

– Моя пташка, ты станешь новой звездой Франции, гарантирую!!!

Стоило только представить, как мужчины Локронана, пришедшие посмотреть на ночное представление, будут глазеть так же, как слезы набежали на глаза, грозясь размазать кропотливые труды гримеров. Моник придется выступать против воли, лишь бы не узнали родители, а подруги оставались в безопасности, пусть лучше Леони и Арлетт считают, что Эмильен не ответил никому из них, передумал, чем будут сгорать от стыда в подобном месте, чувствуя, как кандалы до крови натирают нежную девичью кожу. Однако девушка решила, что будет искать выход из клетки любой ценой, вопреки подписанному договору и сулящим семье Гобей неприятностям, если Тома посчитал, что Моник сдалась, то он глубоко ошибся на ее счет. Запертой за золоченой решеткой птице никто не сможет запретить петь.

Черное полупрозрачное платье переливалось в свете софитов, вкупе с маской издалека девушка напоминала грациозную пуму, в любой момент готовую прыгнуть на добычу. Эмильен ожидал от нее фурора, но Зоэ-Моник не чувствовала необходимого настроения, опасаясь собственной силы. Если она не постарается, сколько из присутствующих сможет после сегодняшнего вечера вернуться домой целыми и невредимыми?

Разгоряченная выступлением молодых полуголых танцовщиц, толпа кричала, просила продолжения. Зоэ-Моник пораженно уставилась на женщин в пышных юбках, высоко поднятых спереди, чтобы гостям во всей красе предстали их стройные ноги в колготках, и с совершенно не прикрытой грудью, когда те проплыли мимо, неся на устах улыбки, будто приклеенные к их лицам. Эмильен и своих танцовщиц держит на коротком поводке или женщины в самом деле получают небывалое удовольствие от подобного рода выступлений?

Репертуар Моник на ближайшее будущее составляли именитые песни о роковой любви, страсти, предательствах и холодной мести, естественно, никто не разрешил использовать мелодии собственного сочинения, девушка уговаривала себя успокоиться, подумать о чем-то более приятном, ведь все происходящее рано или поздно закончится. Свет в зале приглушили, голоса смолкли, и только редкие покашливания, а также стук выпрыгивающего из груди сердца нарушали безмолвие. Прежде чем полилась музыка, кто-то в толпе выкрикнул:

– Красотка, покажи ножки!!!

Раздался свист, одобрительные возгласы мужчин, но Зоэ-Моник их уже не слышала, струны под ее руками заплясали, а мыслями она вернулась к посиделкам с друзьями и поцелуям с Эрве, сорвавшим распустившийся бутон с ее нежных губ и медленно снявшим вуаль тьмы, покрывавшую душу.

Девушка и сама не заметила, как начала покачиваться в такт мелодии, чувствуя воодушевление, когда похотливые крики замерли в глотках гостей, сменившись восторженным изумлением. Зал поднялся, рукоплеская, глаза присутствующих лучились удовольствием, кто-то плакал, умоляя исполнить что-нибудь еще, на что Зоэ-Моник Гобей поклонилась, отправив гостям воздушный поцелуй, пойманный одним из мужчин. Поразительно, но ей и самой понравилось быть здесь, срывать овации. Стоит воспользоваться положением и выбить из Эмильена возможность исполнять собственные песни, тогда, вероятно, пока девушка вынашивает план побега, пребывание на этой сцене не будет казаться карой, главное – быть осторожной, научиться контролировать эмоции.

С трудом добравшись до дома, Зоэ-Моник прокралась в свою комнату под какофонию ночных звуков; ухали филины, тихо повизгивали свиньи в амбаре, цикады в полях посвящали друг другу серенады. Девушка открыла окно, впустив в комнату свежий воздух, щеки ее еще пылали от выступления в кабаре. Стоило ей коснуться головой подушки, как веки закрылись, унося Моник в царство Морфея без сновидений.

* * *

Не спи Моник крепко, заметила бы присутствие постороннего в своей комнате, склонившегося над ней; карамельные волосы разметались по подушке, а лунный свет ласкал лицо девушки. Вторив холодному светилу, парень с копной светлых волос мимолетно коснулся щеки Зоэ-Моник. Она была так прекрасна в этот миг, что Эрве хотелось целовать каждый сантиметр бархатной кожи, но слова матери, сидевшие в глубине души, словно паразит, изгрызали нутро.

Моник шевельнулась, повернувшись на бок, парень даже хотел, чтобы она увидела его, испугалась, прогнала, но глаза девушки оставались закрытыми. Эрве Дюшарм желал ее целиком, поглотить, впитать в себя, чтобы Зоэ-Моник стала одной из его неотделимых частей, подарила ему вожделенное понимание и принятие, но правда была в том, что как бы девушка ни храбрилась, ей было не по силам выстоять под тяжестью истины, которую скрывал Эрве. Однако отчаянное желание любви затмевало все, он никогда не откроет ей свои тайны, но с радостью заберет ее секреты.

Глава 9

Настолько ли прекрасен поцелуй вампира, сколь мерзка и коротка человеческая жизнь? Будешь ли ты биться в агонии моих ласк, словно изящная птица в силках, когда я сожму твою хрупкую шейку, как все те, кто был до тебя? Действительно ли честь и достоинство вампира превыше людских на коленях пред смертью или ты будешь, как они, просить о прощении, ползая в ногах, умолять сохранить твою жалкую жизнь? Совсем скоро мы это выясним.

Возбуждение от предвкушения отзывается во всем теле томительной негой, но ждать остается недолго. Скоро я увижу, как ты выходишь из здания, озираясь по сторонам, ведь