И всюду слышен шепот Тьмы - Джой Моен

что в старом кабаре новая певица, никто не хочет сходить? Сегодня днем она дает новое выступление, – с надеждой в голосе спросила Пинар, пока не получила положительный ответ от всех, кроме Зоэ-Моник.

– О нет, простите, из-за плохого самочувствия я пропустила день учебы, нужно наверстать, к тому же нужно помочь родителям в магазине, идите без меня, потом расскажете.

Зоэ-Моник выдавила улыбку, которая медленно спала, когда девушка заметила за спиной Арлетт своего, как она считала, парня, болтающего с тремя девушками, среди них была и Жюли Карон, прилипшая к руке Эрве. Лицо его выглядело получше, но кожа под носом слегка припухла, а под левым глазом наливался синяк. Разгоревшаяся ревность подняла Моник на ноги. Стиснув кулаки, она поспешила к смеющейся компании.

– Привет, еще раз, эм, Эрве, отойдем?

– Я сейчас не настроен разговаривать, – безэмоционально ответил Дюшарм, не глядя на Моник, чем только сильнее разозлил ее. Она не понимала, чем заслужила подобное отношение, пренебрежение, возникшее по щелчку пальцев, и самодовольно улыбающаяся Жюли, прижавшаяся к парню теснее, лишь усугубляла ситуацию, множа вопросы и гнев. Зоэ-Моник чувствовала, как жар заливает щеки, и корила себя за это, но ничего не могла поделать с собственным телом.

– Зато я настроена.

– Не сейчас.

Холодное липкое чувство предательства скользнуло на дно желудка, упав осколком стекла, режущим нутро. Она была слишком навязчивой вчера? Она показала себя настоящую и этим оттолкнула парня? Девушке казалось, что они все решили тем вечером, пришли к пониманию. Эрве говорил, что не хочет потерять Моник, но делал все, чтобы оттолкнуть, понимание этого разбивало сердце.

Закусив губу, Зоэ-Моник вернулась на место, заметив, что подруги уже танцевали на поле, показывая друг другу движения, на краю по-прежнему сидел Беньямин. Слезы застилали обзор, как ни пыталась Моник стереть их, они появлялись вновь. Парень, сидящий рядом, повернулся в сторону Эрве и компании девушек, но они не обращали внимания ни на кого, кроме друг друга, а после его взгляд вернулся к Зоэ-Моник Гобей, плохо скрывающей свое горе. На грудь Беньямина будто лег тяжелый камень, он четко понимал, что не имеет отношения к этой ситуации, к этой девушке, он ни в чем пред ней не повинен, но отчего-то чувствовал ответственность, которой не желал. К тому же Беньямин Де Кольбер не может позволить себе испытывать чувства к кому-то и тем более проявлять их, отец не простит подобного проступка. Матэуш слишком нуждается в сыне и никогда его не отпустит. И все же Беньямину хотелось хоть немного подтесать углы боли Моник, сама бы она предпочла, чтобы он притворился, будто не видел ее слез.

– Знаешь, недавно на уроке биологии я узнал, что у людей и приматов один потомок. Несмотря на то что мораль и нравственность характерны для многих животных со сложной социальной организацией, таких как приматы, они умеют дружить, понимают смерть, могут без труда найти себя в зеркале, но все-таки остаются обезьянами. А французские обезьяны особенно жестоки в своей невежественности. Не стоит придавать этому такое уж большое значение. Они научились прямо ходить, пользоваться ручкой, но, боюсь, их интеллект остался на прежнем уровне.

Моник с минуту рассматривала Беньямина, обнявшего свое колено и раскачивающегося на месте, и не смогла не прыснуть, находя комичным такой разговор с явными намеками, при этом парень сохранял сосредоточенное выражение лица, словно писал диссертацию. Последние слезы были стерты, и на губах Беньямина Де Кольбера заиграла легкая полуулыбка, хотя он по-прежнему не смотрел на Моник, делая вид, что говорил сам с собой, чтобы не смущать подругу.

– Точно не хочешь пойти на выступление той певички?

Моник помотала головой, глядя под ноги, где на бетонном полу грязь смешивалась с окурками и солеными разводами после дождя. Они говорили о чем-то еще, обыденном, необязательном, пока девушка не заметила, что Эрве Дюшарм приближается к ним, взгляд его был напряженным, метающим молнии в спину Беньямина.

– Ты хотела поговорить. Идем?

– Не видишь, что я уже разговариваю?

Ревность и негодование, сменившиеся злостью, заставили Зоэ-Моник Гобей сделать вид, будто она смелее, чем кажется, хотя все ее нутро дрожало. Дюшарм в один шаг настиг девушку, крепко сжав ее запястье до боли, заставляя встать с места. Эрве собирался увести Моник в более тихое место за трибунами, чтобы поговорить, но, сделав шаг, столкнулся с препятствием в виде Беньямина.

– Эрве, не слышал? Зоэ-Моник не желает с тобой разговаривать и тем более куда-то идти.

– Остынь, Де Кольбер. Я в твою личную жизнь не лезу, а ты не лезь в мою. Вампир, который слишком глуп, чтобы понять симпатию своей подруги, не имеет права давать мне советы о том, как мне поступать с собственной девушкой.

Сказанное Дюшармом так поразило Беньямина, что он отпрянул, погрузившись в свои мысли, и потерял из виду парня с сопротивляющейся девушкой.

– Отпусти! Какого черта ты делаешь, Эрве? Что на тебя сегодня нашло?!

Парень взял Зоэ-Моник Гобей за плечи, прижав ее спиной к стене лицея, вглядываясь в испуганное покрасневшее от слез лицо. Моник хотела сказать что-то еще, но тут Эрве Дюшарм приник к ее губам, целуя, словно жаждущий напиться путник, вернувшийся с брошенного всеми острова.

Моник принялась сопротивляться, желая вырваться из пут, вцепившись ногтями в грязную одежду, но пыл ее медленно угасал, она замерла, чувствуя проникший в ее обитель, властно командующий и наводящий свои порядки язык парня, горячую ладонь, скользнувшую от шеи к ключицам, плечу под рубашкой. От этого прикосновения сердце отбивало ритм, внизу живота зашевелились змеи, покусывая плоть изнутри, Моник закрыла глаза, наслаждаясь. Прислонившись лбом ко лбу девушки, Эрве прошептал ей в губы:

– Прости. Прости меня, Зоэ-Моник. Я – идиот. Сначала тот придурок взбесил меня, я хотел поговорить с тобой, когда успокоюсь, но вы так мило беседовали с Де Кольбером, что ревность стала разъедать меня. Я от нее чуть с ума не сошел. Прости, я потерял голову…

От таких слов Моник лишилась связи с реальностью, казалось, то, что чувствует сердце, оторвало ее ноги от земли, унося в неизвестные дебри, из которых не вернуться обратно. Эрве тоже ревновал ее, она нужна ему, нужна. Чего еще желать девушке, никогда ранее не вкушавшей плоды любви? Но теперь такой шанс появился. Зоэ-Моник была готова простить и без слов, лишь бы парень продолжал сжимать ее в своих объятиях, только бы его лодка не отшвартовалась от ее причала под названием «одиночество».

* * *

Мандраж сцены усилился, ведь сегодня на нее придут посмотреть ученики лицея, среди которых будут и друзья, хотелось спасаться