Марргаст - Анна Чайка

Нас держали прикованными за руки к стенам пещеры друг напротив друга. Вокруг беспорядочно валялись обрывки одежды, поломанные вещи, несколько черепов. В углу возвышалась жуткая статуя. Похожую я видел лишь раз – у последователей Холодной мамы. У ног статуи лежал деревянный топор – то, что осталось от наставника Руслана. Духовное оружие Язрога они сломать не сумели.

Я поджал под себя ноги, потом медленно привстал. Рядом, за решеткой, спорили жители Соловки. Большинство, как я и думал, оказались мужского пола. У некоторых и впрямь были рога, другие могли похвастаться непривычным строением тел или зелеными волосами. Многие обладали жуткой смесью людских и животных черт.

Сейчас искаженцы не прятались за тряпками, и вид некоторых из жителей даже пугал. В отдалении от основной толпы стояли людские женщины.

– Боитесь? – рыкнул на них Мита, голову которого покрывали костяные наросты. – И ты, жена моя, боишься? Правильно делаешь! Если эти смаги сбегут и приведут подмогу, вас тоже повесят на виселице. Не пожалеют, не помилуют, хоть вы с ними и одной крови. А знаете почему? – И сам же ответил: – Потому что вы помогали прятать тела, спали с нами, рожали новых уродов. Вы все грешницы!

Ответом ему был немой ужас.

– Все здесь виноваты, что не сумели справиться с кучкой жалких людишек. И теперь предстоит расплачиваться! Если мы хотим и дальше жить здесь в мире и спокойствии, надо скормить чужаков Большой Пасти!

– Большой Пасти, Большой Пасти! – охотно вторили искаженцы.

Я изо всех сил потянулся вперед. Лиса, пользуясь образовавшимся шумом и поглядывая на меня, быстро простукивала достаточно длинную цепь.

– Что там? – спросила девушка одними губами, продолжив пыхтеть.

– Не вижу… сейчас, еще чуть-чуть…

Они не желали расходиться, заслонив от нашего взора зверя, которому собрались скормить пленников. В просвете мелькнули острые зубы, каждый размером с ладонь. А еще удалось разглядеть серый пульсирующий нарост на камне.

В горле пересохло. Они приручили оглодита – существо, которое вырастало из крохотной споры и покрывало все, до чего дотягивалось на своем пути, пожирая-пожирая-пожирая. У оглодитов не было ни мозга, ни костей, имелись только зубы и бездонный желудок. Одна такая тварь была способна переварить целый лес со всеми его обитателями.

– Надо бежать, – сказал я.

– Что ты увидел?

– Они кормят случайными путниками оглодита и теперь хотят отдать ему нас.

– Что?! – ее шепот сорвался на свист. – Ты смеешься надо мной? Это же работа для богатырей, а не для смагов! Что произошло в деревне? Где Радогост?

«Ох, слишком много вопросов для моей больной головы».

Я придержал цепи, чтобы те не зазвенели, и сполз обратно на каменный склон. Самому хотелось бы знать, где Радогост и целы ли остальные.

– На нас напали. В деревне нет шишигари.

– Это я и сама поняла. – Она продолжала злиться, но я понимал, что ее страшит существо за углом. – Здесь только искаженцы. Они схватили меня, когда я подумала спуститься к вам. Выходит, именно они убивали братьев?

– Верно, – сказал Мита, появившись на пороге. Неизвестно было, как долго он слушал разговор. – Мы скормили их нашему маленькому помощнику. Всех, кто приходил сюда и пытался помешать. Даже волхва, что должен был исцелять раны. Когда он узнал, кто мы, так заорал, что пришлось отделить его крикливую башку от остального тулова и повесить перед деревней в назидание. Но ведь вы, людишки, необучаемы. Любопытство пересиливает, и вы приползаете сюда снова и снова, чтобы стать кормом!

– Мразь!

Лиса шагнула вперед, плюнула в него и тотчас получила пощечину, от которой гибкое тело отбросило на камни. Девушка всхлипнула. Силы оказались неравны. Искаженец был шире и выше нее раза в два. Я рвался к ней, но оковы держали крепко.

– Не трогай ее, сын блудливой собаки!

Надо было отвлечь его, пока в уродливую башку не закрались дурные мысли.

Мита неторопливо повернулся. Мясистые губы начали движение, желая ответить равноценным оскорблением…

Но он явно не ожидал, что в следующий момент одна из цепей Лисы обовьет его шею, как удавка. Охотница прижалась к спине лжестаросты, раздув ноздри от напряжения, и сдавила горло изо всех сил. Ей пришлось накинуть петлю свободной рукой и ею же стянуть звенья, отставив другую максимально далеко.

Мита дернулся. Упал. Он попытался согнуться, чтобы стряхнуть с себя девушку, а когда не получилось – взревел. На шум прибежали несколько полукровок. Большинство уже разбрелось по окрестностям в надежде найти выживших смагов, а те, что остались, замерли в растерянности.

– Чего ждете? Чтобы я ему шею свернула, как куренку? – заорала Лиса, покосившись на меня. – Несите ключи от замков и наше оружие! Или ваш драгоценный Мита задохнется!

– С-сука! – через силу прошипел искаженец. – Не смейте… этого… делать!

Подчиненные неуверенно наблюдали, как великан с трудом поднимался с колен. Охотница, ощутив угрозу, принялась давить усерднее. Они оба часто и неровно дышали. Затем на покрасневшем потном лице Миты возникла улыбка, в углах рта надулись пузырьки слюны…

Из последних сил он оттолкнулся от земли, врезавшись спиной в каменный свод пещеры. Я ощутил хруст костей: не услышал, а словно почувствовал, как Лису ломает под этой огромной тушей. Удар оказался такой силы, что пещера дрогнула. Охотница вскрикнула, а потом обмякла.

Вожак искаженцев скинул цепь с шеи и тяжело встал, отмахнувшись от помощи. Потом подошел ко мне и, схватив за отросшие волосы, с ненавистью прошипел:

– Бесполезный сброд! Когда нас станет больше, мы заберем ваши земли! Слышишь, сын грязи? Так велела нам наша мать! И она не блудница, это ты – пыль под когтями Изначальных детей!

Потом Мита отпустил меня, позволив упасть, и, чуть отойдя, резким разворотом ноги ударил в лицо тяжелой ступней.

«Ненавижу этого ублюдка с его мерзкой привычкой бить людей по голове при любом удобном случае».

Вновь открыв глаза, я не увидел перед собой ничего, кроме темноты. Мита унес все факелы. Видимо, он желал страхом подточить нашу уверенность и сломить сопротивление. Наивный. Он не представлял, как именно закаляли смагов.

Однажды меня закрыли во тьме и одиночестве на пять дней. Тяжело было только в первый. Потом наступило душевное опустошение. Темнота не страшна. В сравнении с тем, кто в ней обитает, она скорее защитница.

Я постарался приподняться.

За время, проведенное в пещере, у меня изрядно затекли спина и плечи, и, судя по жжению под кандалами, кожа на запястьях превратилась в одну сплошную кровавую мозоль. Рядом звучал тихий шелест голосов. Искаженцы продолжали спорить о том, что делать с пленниками. Они так и не сумели поймать наших товарищей,