Бремя власти IV - Иван Ладыгин

Рыцарь спрыгнул рядом. Его приземление было подобно падению астероида. Вода под ним вскипела и испарилась с оглушительным шипением, обнажив дно.

— Ну что, начнём? — я выдохнул, и в моей правой руке, шипя и потрескивая, вспыхнул клинок из солнечной плазмы.

Спящий рванул ко мне со скоростью болида, и мы сошлись в хаосе и ярости.

Я парировал его первый удар, и от столкновения у меня в ушах зазвенело, а по руке побежали мурашки. Он тут же нанёс второй, я едва увернулся, и лезвие его меча рассекло скалу за моей спиной. Он швырнул в меня с десяток чёрных, острых как бритва глыб льда. Я ответил залпом «Солнечных Игл» — яркие стрелы пронзили лёд, он треснул с громким хрустом, но брызги жидкой тьмы обожгли мне лицо и плечи.

Мы носились по воде, как два смерча, оставляя за собой рваные шрамы в реальности. Горы вокруг осыпались, водопад то замирал, зависая в воздухе, то с яростью бил в обратную сторону. Я нанёс удар в плечо, он блокировал, я перешёл в низкую подсечку, он отпрыгнул, и тут же его меч прочертил в воздухе передо мной линию, из которой хлынули тени-призраки.

А потом я ошибся. Всего на миг, на одно неверное движение. Его меч, парируя мой выпад, скользнул по моему клинку, сорвался… и пошёл по касательной. Прямо в мою левую руку.

Послышался противный хруст. Рука от локтя и ниже просто отделилась и бесшумно упала в воду, исчезнув в пучине. Из культи хлынуло что-то тёплое, светящееся и невыразимо болезненное. Боль ударила в мозг, белая вспышка резанула глаза. Я рухнул на колено, едва не теряя сознание, мир поплыл.

«Всё. Это конец.» — мысль была простой, ясной и неоспоримой.

— Хозяин! — в висках застучал знакомый яростный голос. — Выпусти меня! Дай помочь! Дай врезать этому уроду!

Мак! Я просто кивнул, распахнув для неё последний щит.

Воздух рядом со мной порвался со звуком рвущегося полотна. И она появилась. Шаловливая джинниха приняла боевую форму. Её белые волосы встали дыбом, фиолетовые глаза полыхали нечеловеческой яростью, из висков торчали острые рога. За спиной трепетали огромные крылья из живой подвижной тени.

— Руки прочь от моего Соломончика! — просипела она и, не раздумывая, врезалась в Рыцаря, как пушечное ядро.

Бой вспыхнул с новой силой. Теперь мы дрались втроем.

Я, истекая светящейся сущностью, швырнул в гада пульсар — сгусток собранной в комок ярости размером с дом. Он с ревом отбил его, но в этот момент Мак, изворотливая как змея, облепила его щит чёрной, разъедающей слизью. Броня на его руке задымилась и начала пузыриться. Он взревел от гнева и боли, и тогда начал всасывать в себя всё вокруг — свет, воду, воздух, сам пространство, превращаясь в растущую чёрную дыру.

— Удержи его, Мак! Хоть на секунду! — крикнул я, поднимаясь на ноги.

Она, не колеблясь, ринулась вперед и вонзилась прямо в его пульсирующее ядро, обвивая его своим телом, сковывая его чудовищную силу ценной своей собственной.

У меня же не осталось ничего. Ни сил, ни громких слов. Только я и оголённые нервы… Я поднял уцелевшую руку, сжал её в кулак и выжал из себя всё, что только мог.

— Свет…

В центре чёрной дыры, прямо в сердцевине, вспыхнула крошечная, но невыносимо яркая белая точка. Тьма вокруг неё затрещала, пошла трещинами и начала осыпаться, как чёрное стекло.

Мы победили…

Обессилившая Мак подошла ко мне и прошептала на ухо:

— Готово… В следующий раз не геройствуй! И призови уже, наконец, других джинов! Ее тело замерцало и она исчезла в Кольце.

Я стоял на коленях, тяжело дыша, и смотрел на то, что осталось от моей руки. Это было очень плохо… Мне срезали часть души…

Спустя минуту я открыл глаза в реальности.

Я лежал на холодном камне. Разум казался выжженным полем. Но это было ничто по сравнению с тем, что происходило внутри.

Оно ворвалось в меня.

Энергия Спящего. Не отфильтрованная, не усмирённая. Багровая, адская, хаотичная. Первозданная мощь Хаоса. Она ударила в мой источник, как кузнечный молот по раскаленному металлу. Это была боль, по сравнению с которой все предыдущие муки казались легким недомоганием. Она выжигала душу, перемалывала кости, разрывала плоть.

Я закричал. Голос сорвался в нечеловеческом вопле. Я почувствовал, как у меня удлиняются клыки, как они впиваются в губы. Из глаз хлынули струйки живого пламени. Моя кожа покрылась багровыми узорами, мои вены почернели и вздулись. Я превращался в монстра. В нового Князя Бездны.

В поле моего зрения возникла фигура Коловрата. Он стоял надо мной. В его руке был кривой нож. Острие он приставил к моему горлу. Холод стали был единственным реальным ощущением в этом хаосе агонии.

— Держись, царь, — его голос прозвучал где-то очень далеко. — Или умри как человек.

Его взгляд был тяжелым, как гиря. В нем не было ни жалости, ни злорадства. Только холодная готовность исполнить свой долг. Долг Стража.

Я сжал зубы до хруста. Нет. Я не позволю. Я не стану этим. Я — Царь Соломон. Я повелевал духами. Я был Героической Душой. Я — Император, которому миллионы доверили свои жизни.

Я обрушил всю мощь своей воли на бушующий внутри ураган. Чтобы подчинить окончательно. Чтобы обуздать. Взять под контроль.

Это было похоже на то, как если бы я пытался вручную остановить несущийся на полной скорости поезд. Каждая частичка моего существа кричала от напряжения. Но я не отпускал.

И понемногу, миллиметр за миллиметром, бешено крутящаяся энергия начала замедляться. Ее хаотичные всплески стали упорядочиваться. Багровый свет угас, сменившись ровным золотистым сиянием, пронизанным темными, как ночь, прожилками. Я вправлял себе душу, как кость.

Боль отступила. Клыки исчезли. Пламя в глазах погасло. Я лежал на камне, обливаясь потом, дрожа от напряжения, но… целый. И невероятно, невыразимо сильный. Такой мощи я не чувствовал со времен битвы на Грани Миров. Источник внутри меня гудел, как натянутая тетива, готовый выпустить стрелу, способную пронзить само солнце.

Я медленно поднялся на локте. Коловрат все так же стоял надо мной, но его нож был уже убран.

Мы смотрели друг на друга несколько секунд. Тишина между нами была красноречивее любых слов.

И тогда этот «медведь» сделал нечто, чего не делал, наверное, лет сто.

Он опустился на одно колено. Его исполинская фигура склонилась передо мной. Он поднял голову, и его глаза, всегда полные льда и ярости, теперь смотрели на меня с безоговорочным, животным признанием.

— Мои пращуры… — его голос был хриплым, но