Холодная сталь - Линда Эванс

игрушек, обработали их с помощью машин и веществ, названия которых Чилаили никогда бы не смогла даже произнести, не говоря уже о том, чтобы понять. Затем, создав их, дав им язык и понимание, они поместили своих питомцев обратно в леса, где натравили их друг на друга, издав красиво звучащие законы, которые заставляли кланы воевать друг с другом, не давая самцам возможности осуществить свою мечту — радостно крушить все на своем пути.

Для людей таких ограничений не существовало.

Мужчины теперь находились в той единственной версии рая, которую они когда-либо знали из первых уст. Как, должно быть, смеются Те, Кто Выше, над слепыми, глупыми, обезумевшими от битвы терсами, глупцами, лежащими в навозе, опавших листьях, крови, и послушно — даже радостно — умирающими за своих создателей. Чилаили смотрела, как сыновья, которых она любила до безумия, пели и смеялись, направляясь на бойню, и понимала, что должна что-то делать, а не сидеть, как немощная Бабушка, в темном углу своей жилой пещеры. Полуприватная комната, отведенная для катори, никогда не казалась такой одинокой, даже после потери своего любимого супруга, погибшего в бессмысленном сражении. Она с растущим отчаянием наблюдала, как малыши играют среди звездного оружия.

Те, Кто Выше, крадут наше будущее, мрачно осознала она. Мы для них игрушки, над которыми можно посмеяться во время вечерней беседы у костра. Были ли у Те, Кто Выше, костры для приготовления пищи? Они создали нас, но зачем? Им нет до нас никакого дела. Наше благополучие, наши страдания, то, что приносит нам радость в течение года, значит для них так же мало, как для меня гниющее бревно в лесу. Возможно, даже меньше. Гниющее бревно, по крайней мере, обеспечивало изобилие съедобных и лекарственных грибов.

Случайный порыв ветра заставил огонь танцевать, со свистом посылая искры к потолку пещеры — и мысль, пришедшая вместе с ним из ночи, заставила Чилаили застучать клювом. Я не хочу поклоняться созданиям, единственное желание которых — увидеть, как хорошо мы умираем. Я хочу дружбы с теми, кто радуется жизни.

Чилаили вскочила на ноги, горе и нерешительность исчезли в одно ослепительное, ясное мгновение, которое перевернуло весь ее мир с ног на голову. Среди звезд действительно были дьяволы. Они создали расу Чилаили. Она целеустремленно двигалась по своей жилой пещере, наполненная великим спокойствием, которое не могла объяснить, тем более что ей следовало бы трястись от смертельного ужаса. Она подготовила свой охотничий рюкзак, закинула его за спину, пристегнула пояс с оружием, надела тяжелые меха, которые обычно приберегала для самых сильных зимних холодов, и задумалась, брать ли с собой снежную паутину.

Нет, решила она, если я попытаюсь идти на сильном ветру с привязанной к ногам снежной паутиной, ветер подхватит ее, и я сломаю ногу. Или обе. С сожалением она оставила ее на прежнем месте у стены.

Чилаили прикрывала рюкзак и пояс с оружием священным одеянием катори, передававшимся из поколения в поколение от Матери к Дочери. Маленькая масляная лампа в углу отбрасывала пугающие тени на стены, потому что церемониальный плащ катори, богато украшенный для ритуальных работ катори, имел уродливый профиль. Он превращал его обладательницу в внушающее благоговейный трепет привидение, обладающее огромной способностью вступать в контакт с духами и невидимыми силами. Чилаили до сих пор помнила, как в детстве она сама пугалась, когда ее мать надевала его на какую-нибудь новую церемонию. Чилаили очень хорошо понимала, как это воздействует на разум непосвященного Терса. Сегодня вечером она рассчитывала на это.

Зато он чудесным образом замаскировал охотничью сумку и пояс с оружием.

Удовлетворенная, Чилаили повернулась, чтобы выйти из своей полуприватной жилой пещеры, и увидела, что у входа стоит Сулеава. Глаза ее дочери блестели в свете лампы.

— Уважаемая Мать.

Сердце Чилаили на долгое мгновение болезненно сжалось.

— Любимая дочь?

— Я... — Сулеава заколебалась, заглянув в шумную пещеру Совета. Затем она тихо сказала: — Я бы хотела сопровождать вас в этом священном ритуале. Я тоже должна изучить все учения катори.

Бунтарство в глазах Сулеавы было явным предупреждением. Чилаили попыталась найти слова убеждения, а не прямой и решительный приказ, который Сулеава, вероятно, проигнорировала бы, учитывая тяжесть долга жизни девушки. — Сулеава, ты уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что я собираюсь сделать этой ночью. Ты для меня дороже самой жизни. Я не стану отнимать у тебя то, что принадлежит тебе по праву рождения, и отказывать в праве пойти со мной, но сделай это, дитя, с открытыми глазами и острыми когтями. Я ступлю на опасную землю, гораздо более опасную, чем ярость снежной бури, через которую мне придется проходить. Если ты уйдешь, есть очень большая вероятность, что наш род по женской линии угаснет. Ты нужна мне здесь, Сулеава...

— Чтобы сидеть съежившись, как испуганный ребенок, перед старыми и только что вылупившимися?

Она не сводила с дочери сердитого взгляда, пока Сулеава не опустила голову от стыда.

— Прости меня, Уважаемая Мать.

Чилаили понизила голос.

— Когда я уйду, ты твой голос будет единственным голосом разума, который сможет давать советы Бабушкам. Мы с тобой - единственные терсы во всем мире, которые ходили среди людей и выучили их язык. Если сражения пойдут так катастрофически, как я полагаю, ты может будешь единственная, кто сможет судить о том, что люди могут предпринять в ответ. Мне нужно, чтобы ты осталась, дочь, гораздо больше, чем мне нужна твоя поддержка в выполнении задачи, которую я перед собой поставила. И если я не вернусь, в клане все еще должна быть катори.

Ее драгоценная дочь тихо пискнула, издавая звук глубокого огорчения. Такая юная, чтобы столкнуться с таким решением. И все же сама Чилаили была немногим старше, когда власть катори так неожиданно пала на ее плечи после безвременной кончины ее матери. Сулеава несколько раз судорожно глотнула воздух, затем прошептала:

— Я подчинюсь твоей великой мудрости, почтенная катори. Но... — ее голос дрогнул, как у очень маленького ребенка.

— Пожалуйста, мама, будь осторожна!

Чилаили крепко обняла свою дрожащую дочь и нежно погладила ее взъерошенный мех.

— Тише, моя драгоценная. Что должно случиться, то случится, и мы встретим это храбро, да?

Ее дочь подняла голову, чтобы одним глазом заглянуть в лицо Чилаили.

— Будешь осторожной?

— Всегда, — Чилаили подавила вздох и нежно коснулась лица дочери, а затем быстро направилась через шумную пещеру Совета. За ее продвижением следили широко раскрытые, потрясенные взгляды. Даже воины спешили уступить ей дорогу, когда она проходила мимо костров для приготовления пищи и груд оружия. Ее бесформенная тень плясала на меху