Деньги не пахнут 5 - Константин Владимирович Ежов

Пирс и без напоминания знал, что ответить не может. Одно неосторожное слово – и на него обрушится иск размером с небоскрёб.

– Не могу ответить. Это будет нарушением соглашения о неразглашении.

Адвокат Платонова только улыбнулся уголком губ, будто именно этого и ждал.

– Понимаю. Вопросов больше нет.

Он вернулся на своё место, и зал наполнился шепотом – тихим, как шелест листвы в вечернем парке. Пирс нахмурился. Даже Блэквелл и судья переглянулись, не понимая, что именно упустили.

Из зала донеслось растерянное:

– Постой… и всё?…

Когда зал суда наполнился гулом голосов, судья, устало постукивая молотком по дубовой поверхности, подняла глаза на защиту. Воздух был натянут, как струна, и казалось, что любое слово способно её оборвать.

– У защиты больше нет вопросов? – спросила Холмс, её голос прозвучал сухо, почти с оттенком удивления. – Вы осознаёте, что отказываетесь от перекрёстного допроса свидетеля, выступающего против вашего клиента?

Ответ прозвучал отчётливо, уверенно, без колебаний:

– Да. Защита признаёт, что у Сергея Платонова есть определённые характерные недостатки, что он с самого начала подозревал "Теранос" в мошенничестве и вёл расследование с целью доказать именно это.

В зале будто что-то взорвалось. Люди зашевелились, кто-то выдохнул в недоумении, послышался треск микрофона и шорох бумаг. Всё звучало так, будто само пространство не верило в то, что услышало.

Платонова фактически обвинили в предвзятости – и его собственная сторона даже не стала возражать.

Пирс, покидая свидетельскую трибуну, чувствовал, как под ногами гулко отдаётся каждая ступенька. В голове шумело, словно ветер гонял сухие листья. Всё, что происходило, казалось абсурдом. Но сомнений не оставалось – Платонов опять затеял что-то.

Так он всегда поступал. В самый неожиданный момент – шаг в сторону, внезапный удар, и контроль над ситуацией уходит из рук противников. За этой внешней капитуляцией скрывалось что-то гораздо большее.

Тревожный звон внутреннего чутья не стихал. Грядёт буря – без разницы, будет ли она похожа на землетрясение или на пожар, сметающий всё на пути. Одно было ясно: это рука Сергея Платонова. Судебное разбирательство лишь начало чего-то куда более масштабного.

***

Следующим вызвали Шарму, операционного директора "Теранос". Он говорил уверенно, сухим голосом человека, привыкшего к публике, расставляя акценты точно, словно заранее отрепетированные.

– Почему отсутствуют результаты клинических испытаний?

– Испытания были отменены, – ответил он, сдержанно пожимая плечами. – Пациенты неправильно пользовались устройством, из-за чего возникли ошибки. Если бы Сергей Платонов тогда обратился к нам напрямую, мы могли бы легко прояснить ситуацию. Но он этого не сделал.

– А как насчёт письма из Университета Джонса Хопкинса?

– Здесь произошла ошибка сотрудника. Документ, не предназначенный для официального подтверждения технологии, был использован по недоразумению. Если бы господин Платонов связался с нами, всё можно было бы исправить раньше.

Шарма говорил так, будто речь шла не о подлоге, а о незначительных бумажных неточностях. В каждом слове звучала тщательно скрытая снисходительность, а между строк – обвинение: виноват не "Теранос", а тот, кто слишком ревностно искал правду.

– С самого начала Платонов вёл себя как охотник, – сказал он, чуть прищурившись. – Казалось, что его цель – не истина, а добыча. Знаете поговорку: если два дня следить за любым человеком, рано или поздно поймаешь его на нарушении правил дорожного движения? Вот так он и действовал.

Его слова текли спокойно, ровно, но каждый из них был направлен в одно и то же место – в самую суть защиты.

***

Когда очередь дошла до перекрёстного допроса, в зале наступила почти гробовая тишина. Люди в зале – журналисты, присяжные, случайные слушатели – затаили дыхание. Все помнили, как защита повела себя с Пирсом, и теперь ждали чего-то подобного – грома, резких слов, разоблачения.

Но ничего этого не произошло.

– В ходе расследования были обнаружены какие-либо факты? – спросил адвокат спокойно, как будто обсуждал прогноз погоды.

– Расследование подпадает под соглашение о неразглашении. Не могу раскрывать подробности, – ответил Шарма.

– Понимаю. Вопросов больше нет.

Тишина обрушилась мгновенно.

На лицах присяжных застыло недоумение, журналисты переглядывались, кто-то негромко хмыкнул.

Адвокат Платонова снова признал:

– Мы подтверждаем, что Сергей Платонов проводил исключительно строгую проверку, исходя из предположения, что "Теранос" может быть замешан в мошенничестве.

Это заявление окончательно сбило зал с толку.

Кто-то сзади прошептал:

– Это вообще так должно быть?… Разве они не должны защищаться? Как в фильмах….

Но в этом странном молчании, в этой демонстративной покорности чувствовалось не поражение, а предвкушение. Как перед бурей, когда ветер вдруг стихает, и воздух становится тяжелее, будто ждёт грома. И этот гром был уже где-то совсем рядом.

Никто не ожидал такого поворота. В зале суда воздух стал густым, как перед грозой. По другую сторону стола юристы "Теранос" заметались, словно кто-то внезапно выбил у них почву из-под ног. Они готовились к ожесточённой битве – с криками, возражениями, перекрёстными допросами, тщательно расставленными свидетелями. Но теперь все их планы рушились, будто карточный домик под дыханием ветра.

– Просим перерыв на двадцать минут, пока прибудет следующий свидетель, – обратился адвокат к судье, его голос дрожал, хотя он изо всех сил пытался скрыть нервозность.

Холмс кивнула.

– Перерыв до обеда. Заседание возобновится после.

Золотые кольца на её пальцах блеснули в свете ламп. Судебный молоток коротко щёлкнул, и зал наполнился звуками – шелест бумаг, приглушённые шаги, сдержанные разговоры. В воздухе витал аромат кофе из фойе, перемешанный с сухим запахом старой древесины и лака.

Блэквелл остался стоять, глядя куда-то в никуда. На лице его медленно проступала мрачная тень. Всё шло не так. Непредсказуемый, безумный Платонов снова перехватил инициативу.

"Что-то идёт наперекосяк", – пронеслось у него в голове.

***

Каждое судебное