Бес лести предан - Элиот Лилит

Кутайсов пожал плечами.

– Может, и возвращался, но, кажется, нет… Раз вы не спешите делиться новостями, ничего особенного, видимо, не стряслось?

– «Кажется»?! Да вы же тут небось все утро просидели!

Цапаться с великокняжеским любимцем – себе дороже, но кровь уже ударила в голову.

Кутайсов насупился.

– Поосторожнее с выражениями, господин подполковник. Или я решу, что вы нарываетесь на ссору.

Нет, от него ничего не добьешься!

Алексей вылетел из кабинета, яростно хрястнув дверью. И – едва не наскочил на Германа. Тот поглядел на него с желчным недоумением.

– Чего ты носишься как угорелый?

– Ищу его высочество, – буркнул Алексей. Драгоценные минуты утекали сквозь пальцы. – Вы его не видели?

Старик качнул головой. Дьявол. Гатчина слишком большая, чтобы бегать по ней вслепую, а зная любовь цесаревича к долгим прогулкам…

– Нащупай его своими силами, – Герман постучал морщинистым пальцем ему по лбу. – Ты можешь чувствовать королевский огонь, как чувствуешь демонов и разломы. Просто сосредоточься именно на нем. Неужели никогда не пробовал?

Алексей растерянно уставился на старика.

– Вы меня этому не учили.

Герман фыркнул.

– Не учил я его! Да такие фокусы должны по наитию усваиваться. Может, мне еще поучить тебя ловить пульсацию разломов?

– Разломы я просто чувствую.

– Да, вы считай что на одной волне. В тебе, – Герман снова постучал ему по лбу, – сидят демоны. Разломы состоят из той же тьмы, что и они, просто бесформенной и бессознательной. Конечно, тьма тоже неоднородна. Когда ищешь что-то или кого-то конкретного, тоже надо подстраиваться, но это как разница в полтона. А вот свет – уже другая октава.

Герман демонстрировал неожиданные познания в музыке. Хотя, когда тебе столько лет, наверное, все на свете успеваешь изучить понемногу…

Алексей нетерпеливо огрызнулся:

– И как же я должен был усвоить такое «по наитию»?

– Так же, как мотыльки знают, что нужно лететь в костер, – отрезал Герман. – Королевскому огню ничего не стоит походя перебросить тебя в свою тональность. Неужели ты вообще ничего особенного не чувствовал, когда смотрел на своего цесаревича?

Алексей вспомнил, как увидел его высочество впервые на балконе дворца. Тогда ему показалось, тот сплетен из солнечного света…

– Вот видишь? – Герман довольно хмыкнул. – Это само выходит, когда вы рядом. Чем больше расстояние, тем больше нужно усилий, но на территории Гатчины ты его нащупаешь без труда. Просто закрой глаза и вспомни, что чувствовал, когда его огонь тебя касался.

Алексей отогнал гложущую тревогу и зажмурился, постарался воскресить ощущения, даруемые божественным светом. Сперва он чувствовал только себя – гнездившуюся внутри тьму, – и странную прозрачную фигуру рядом: полую, будто ствол дерева, выжранный жуками изнутри. А за дверью кабинета будто никого и не было.

Алексей приоткрыл глаз.

– Почему я чувствую вас, но не Кутайсова?

– Когда столько проводишь в компании гершварцев и демонов, сколько я, это накладывает отпечаток. Но ты не то ищешь, не отвлекайся.

Снова обратив внутренний взгляд наружу, Алексей присмотрелся к прозрачной фигуре. Сердце сжалось: если Темные оставляют на окружающих след, просто находясь рядом… Но силуэт не выглядел обожженным или поврежденным. Просто… пустым.

Алексей потянулся дальше, выше, понукая упиравшееся восприятие. Тьма внутри поблекла – он чувствовал ее, как чувствовал свое тело, но новым взглядом уже не видел. Выше, еще выше…

– А теперь – вширь, – прошелестел Герман издалека.

Алексей попытался. Оказалось не так-то просто, будто из цельной фигуры стараешься распылиться бесформенным облаком. Но он уже почувствовал что-то, полыхающее нервно и ярко – так ярко, что почти заслонило другие огни.

– Их много! – потрясенно выдохнул Алексей.

– Так уж и много. Это молодой великий князь и дочери цесаревича, их тебе выслеживать точно не нужно.

Алексей и не думал, что царский огонь цесаревича унаследовали не только его сыновья… Ну да не до того сейчас.

Алексей попробовал растечься еще шире, но обнаружил, что его попросту не хватает. Он чувствовал себя куском масла, который размазали по ломтю хлеба слишком тонко.

– Расслабься. Ты слишком пытаешься держать себя в кулаке. Ничего не случится, если разожмешь.

Легко сказать… Алексей всю жизнь только и делал, что держал себя в кулаке. Оковы самоконтроля – единственное, что помогало противиться искушению дать волю тьме. Даже зернышко слабости могло вырасти в ужасного черного монстра, который пожрет его душу.

– Расслабься, кому говорят, – голос Германа стал жестче. – Я тут не для красоты стою. Если что пойдет не так, я мигом приведу тебя в чувство. Себе не веришь, так хоть мне поверь.

Так довериться – это как со скалы шагнуть. Но ведь дал же Алексей порезать себе ладонь… Герман был суровым учителем и черствым человеком, но еще ни разу не подвел его доверие.

Алексей решился.

Его куда-то понесло – всюду, во все стороны одновременно. Но когда показалось, что совсем уже потерялся, вдалеке сверкнула вспышка, мигом собравшая его воедино. Свет рванул разум Алексея к себе. Пламя Александра больше не казалось ярким, что уж говорить о его сестрах.

– Есть, – прошептал Алексей.

– Так чего стоишь? Кажется, что-то срочное было?

Алексей нашел цесаревича в парке – там, где деревья редели, открывая вид на пустые, не встрепенувшиеся еще от зимы поля. Он стоял, обхватив себя руками, будто страшно замерз, но от «дурного ветра» искать убежища не спешил. Серые глаза мрачно буравили далекий горизонт. Он не обернулся, но спросил:

– Слышишь? Топот копыт?

Алексей прислушался. Только ветер свистел в ветвях.

– Не слышу, ваше высочество.

Цесаревич кивнул.

– И я не слышу. Но мне вечно мерещится… – он прикусил губу. – Ну и дурь. Чего я трясусь? Решит меня убить, так убьет. А все-таки как подумаешь, скольких уже такой ветер унес…

Алексей с трудом следил за ходом перекрученных мыслей, но прервать не осмеливался. Цесаревич повернул к нему голову – резко, как настороженная птица.

– Похож я сейчас на безумца?

– Нет, ваше высочество.

Он не мог сказать то, что подумал на самом деле.

«Вы похожи на испуганного ребенка».

Цесаревич хмыкнул. Расцепил руки.

– Не знай я, какой ты честный, решил бы, что врешь. Но что поделать, настроение сегодня такое. Моя жена умерла в этот день, восемнадцать лет назад.

Тут Алексей уж было усомнился в его вменяемости и лишь спустя секунду сообразил: Мария Федоровна могла быть и не первой женой. И – резко вспомнил, зачем он здесь.

– Ваше высочество, нам нужно вернуться во дворец. Великий князь Александр… Ему, кажется, разорвало барабанную перепонку. За Далем послали, но…

Цесаревич побелел.

– Так чего ты сразу не сказал?! – он стремительно развернулся к парковой дорожке. – Живо за мной!