Деньги не пахнут 7 - Константин Владимирович Ежов

Но Дилан выстоял. Упрямо, будто цепляясь пальцами за край пропасти.

И наконец пришли результаты.

Однако даже долгожданные данные встретили врачей новой преградой – высокой, почти неприступной.

– Удалось исключить TLR-путь… но остальные четыре остаются возможными.

Почти месяц ожиданий, десятки анализов, сотни страниц данных – и лишь один вычеркнутый механизм из пяти.

Такова природа иммунной сети: одно нарушение дергает другие, запускает цепные реакции, и в итоге каждое звено начинает кричать одинаково громко. Разобрать, кто начал первым, оказывалось почти невозможным.

– Значит, виновник скрывается среди этих четырёх…

Научный арсенал исчерпал свои возможности. Дальнейший путь переставал быть тропой знаний и постепенно превращался в тропу решений.

В палате, пропитанной запахом антисептика и лёгкой горечью стерильных перчаток, снова пришлось вступать на землю, где нет ни карт, ни указателей, ни хоть какой-то уверенности. Воздух в коридоре перед комнатой Дилана был плотным, тревожным, словно натянутый канат, по которому приходилось идти босиком – осторожно, чувствуя каждую шероховатость и колебание.

Нужно было сделать выбор, когда сама почва под ногами едва держала.

– Если ударить по путям JAK–STAT и NF-kB в первую очередь, можно получить ответ быстрее всего. Руксолитиниб, бортезомиб и дексаметазон… первые признаки улучшения могут появиться через две–четыре недели…

Так был спущен первый курок.

Два наиболее вероятных виновника воспалительной бури подверглись удару. Если источник бедствия скрывался там – шторм угас бы, послушно сложив крылья. Но время показало другое.

– Состояние ухудшается! Крах! Срочный вызов! Код синий!

Хриплые крики персонала, топот нескольких пар ног, стук тележки с оборудованием – всё это ворвалось в коридор, словно косой порыв зимнего ветра. Выяснилось: причина пряталась не там. Временное облегчение, на которое так надеялись, растаяло, будто иней под дыханием.

Дилан выжил. Едва. Но тело его, измученное, натянутое как перетёртая нить радионити, достигло границы.

– Следующего приступа он не переживёт.

Слова врача прозвучали почти глухо, будто были произнесены через слой воды. Ощущение тяжести навалилось на всех, будто потолок стал ниже на метр. Эксперименты, похоже, тоже подходили к концу. Оставалось два направления. Два пути – и бесчисленное количество сломанных рычагов внутри каждого. И шанс, что ни один из них не верен.

Впереди зиял длинный, почти бесконечный путь. Но попытка осталась одна.

И здесь возник разлад. Дэвид и Сергей Платонов – оба уверенные, оба блестящие специалисты, но мысли их разошлись, как два луча, пробившиеся из одной точки.

– Надо попробовать пембролизумаб. У Дилана аномально высока экспрессия PD-1 и PD-L1. Если вернуть Т-клеткам силу, подавив тормоз… возможно, это выход…

– Это слишком опасно. У больных синдромом Каслмана он может вызвать смертельные судороги. Лучше выбрать идеалисиб – риск меньше…

Их голоса летели над столом, над графиками и распечатками, над тихим писком мониторов. В каждом доводе звучала логика, но не было истины. Только догадки – хрупкие, как стеклянные нити.

К спору подключился лечащий врач, его голос был сух, напряжён, словно струна.

– Сперва нужно погасить цитокины руксолитинибом и дать пациенту восстановиться.

– Но он уже не реагировал на схожие препараты. Какая гарантия, что этот сработает? – парировал Сергей Платонов, настаивая на персонализированном ударе, пока ещё оставалась возможность.

Дэвид требовал осторожности, пошаговой проверки. Врач настаивал на паузе. Слишком много голосов – и ни одного ответа. В воздухе витала растерянность, гуще даже, чем запах дезинфекции.

И тогда Рейчел вновь стала точкой опоры.

– Решение принадлежит Дилану.

Её слова прозвучали удивительно спокойно. Она развела перед Диланом все возможные варианты – сложные, пугающие, обрывочные. Каждую мысль объяснила тихо, мягко, словно распутывала узел на старой верёвке.

И Дилан сделал выбор.

– Ты… правда уверен? – выдохнул кто-то, пытаясь уловить хоть тень сомнений.

Но ответ оказался несгибаемым.

Он выбрал самое рискованное. Тот путь, что предложил Сергей Платонов. Тот, который обещал самый яркий шанс – и самую глубокую пропасть. Он понимал: другие меры уже не вернут силы. Промедление только приближало конец. Значит, оставалось идти на пределе.

Дилан поднял руку и, чуть согнув пальцы, словно по воздуху скользнул мягкий, почти неслышимый жест.

– Бах.

Снова воображаемый выстрел разорвал воздух тишиной.

Так было принято решение.

Через три дня, под едва слышный писк монитора и ровный холод ламп дневного света, прозвучали слова врача, пахнущие печалью и стерильностью:

– Время смерти – 10:49 утра.

Дилан ушёл.

В тот самый миг, когда врачебным тоном было произнесено слово "смерть", будто из человека вытянули все жилы. Колени предательски смягчились, и мир вокруг покачнулся, словно коридоры больницы наполнила тягучая, удушливая тишина. Воздух пах антисептиком, холодным металлом и чем-то обречённо тяжёлым – запахом, который обычно появляется в местах, где надежда сдаётся.

В голове крутилась мучительная мысль: "Неужели всё было ошибкой?"

Сергей Платонов предложил Дилану лечение на основе блокаторов PD/PD-1 – тех самых, что действуют как своеобразный тормоз иммунной системы. В организме есть такие иммунные "контролёры", не позволяющие защите тела зайти слишком далеко, словно педаль тормоза в машине. В анализах Дилана был найден сбой именно в этом механизме, и потому применение блокаторов PD-1/PD-L1 выглядело логичным решением. Даже теперь, оглядываясь назад, трудно было назвать тот шаг необоснованным.

Тем более, что сначала лечение действительно подействовало: дыхание мальчика стало ровнее, лицо посветлело, словно в нём теплился осторожный огонёк жизни. Но этот огонёк оказался недолговечным – болезнь снова рванула вперёд, не оставляя пространства для иллюзий.

Выяснилось, что проблема крылась глубже; блокатор был лишь вспомогательным средством, а не ключом к спасению. Возможно, для победы требовалась сложная комбинация разных терапий. И если текущее вмешательство помогло хотя бы найти один из недостающих элементов, значит, оно имело смысл. Ошибкой оно не было. Скорее – недостатком знаний. Неизбежным для первого шага в темноту.

Но привыкнуть к провалу трудно. Удар вышел оглушающим, как удар хлыста по голой коже.

В этот момент раздался отчаянный, дрожащий вскрик:

– Шон!

Мать Дилана вцепилась в рукав Шона, её пальцы дрожали, а лицо было мокрым от слёз.

– За что… зачем была предложена такая опасная возможность…?

Её плечи тряслись мелкой судорогой, и муж обнял её, стараясь хоть чуть-чуть удержать от распада.

– Только не вини Шона… Ты же знаешь, – вспыхнул в его голосе уставший надрыв, – это был выбор самого Дилана.

– Но… когда ребёнку показывают такую надежду… что ему ещё оставалось выбрать? – прошептала она сквозь рыдания.

В её словах звучала истина. Варианты, которые предложили Дэвид и лечащий врач, были расплывчатыми: ждать, тянуть время, отсчитывать дни. А путь, который