Карфагенский мореход - Александр Васильевич Чернобровкин

мешающих обзору, легких матерчатых многослойных доспехах и с небольшими щитами, закрепленными на левой руке от запястья до локтя, которыми отбивали стрелы, летевшие в них. Луки у них сложносоставные средние с накладками из рога и сухожилий, почти не уступают монгольским по силе натяжения, дальности и пробивной способности.

Эллины очень плохие лучники. Среди них попадаются охотящиеся с этим оружием, но редко. Спартанцам и вовсе западло пользоваться луками, убивать издалека, а не в открытом бою лицом к лицу. Поэтому нанимают критян, где многовековые традиции использования этого оружия, еще с микенских времен.

Я приказал своим лучникам отступить на главную палубу и стрелять с нее, чтобы могли укрыться за фальшбортом. На полубак выдвинулись арбалетчики, способные стрелять из-за укрытий и даже с положения лежа. Сам занял место на трапе, ведущем к ним. Доспехи у меня надежные, выдержат пулю, не говоря уже о стреле, но, если одновременно полетит слишком много, присяду, спрячусь. Я выстрелил первым метров с трехсот и попал, потому что не ожидали с такой дистанции и такой точности. Промазать было трудно, ведь стояли на полубаке кучно. Следующими сюрпризами для них оказались спрятавшиеся арбалетчики и пробивная сила болтов. Когда по тебе стреляют лучники, стоящие россыпью, видишь, как натягивают луки, как летят стрелы и успеваешь среагировать, пусть и не всегда удачно. Болты вылетали неожиданно и, что важнее, запросто пробивали и маленький щит, и многослойный матерчатый доспех за ним. Полубак опустел быстро. Вслед за ним начали погибать или сбегать вниз, прятаться, лучники с палуб, несмотря на грозные крики стоявших на полуюте. Я завалил всех трех командиров, чтобы не мешали критянам выжить.

Сразу после этого шхуна налетела на три ряда весел левого борта тетреры и резко остановилась. Я завалил напоследок наварха, который что-то орал гребцам, может быть, предупреждал, чтобы береглись весел, которые удар нашей шхуны выбьет их рук, после чего оставил лук и колчан на главной палубе, взял щит и достал из ножен саблю. Матросы быстро перекинули «ворон» на галеру. Он оказался не настолько длинным, чтобы достать до дальней палубы над верхним рядом гребцов, опустился перед ней, зацепившись шипом за начало ближней. Я первым пробежал по нему, крича на греческом, чтобы сдавались, иначе убьем.

Сопротивляться никто не собирался. Критские лучники — хорошие воины, когда уверены, что смогут убежать. Если эта функция отключена, предпочитают сдаться в плен и перейти на службу к победителю. Их ценят все греческие полисы, и даже персы, у которых своих лучников завались, нанимают с удовольствием. Уцелевшие девять человек тут же заявили мне, что готовы поступить на службу бесплатно, только за долю от добычи. Я пообещал рассмотреть их предложение. Скорее всего, приму, потому что потерял семь человек убитыми и восемь ранеными. Из арбалетчиков ни один не пострадал. Остальным приказывал не высовываться. Не поверили, видать, что приказ командира продлевает жизнь. Первым делом пленные критяне попросили показать лук, из которого завалили их боевого товарища на такой большой дистанции. Я даже разрешил натянуть тетиву. Делали это тремя пальцами, на которые была надета обрезанная кожаная перчатка. Ни у одного не получилось натянуть до уха. Я продемонстрировал, что такое возможно, но при другом хвате, большим пальцем. Удивились сильно.

Тетрера принадлежала спартанцам. Была построена финикийцами и захвачена у берегов Малой Азии. На веслах сидели рабы — взятые в плен воины армии Хшассы. Услышав от меня, что все будут освобождены, завопили от радости. Я бы продал их с удовольствием, все-таки две с половиной сотни рабов — это не мелочь, но теперь приходится держать марку заботящегося о согражданах. Утешением был груз — полный трюм оружия и доспехов, захваченные в Малой Азии у персов, которые, как мне сказали критские лучники, спартанцы везли союзникам-фокейцам.

Тащить тетреру в Карфаген было неразумно. Во-первых, далеко; во-вторых, корабль обязательно купит город, заплатив, сколько жлобы пожелают, и торг сочтут неуместным; в-третьих, Афины намного ближе; в-четвертых, у граждан этого полиса после поражения выгребли все оружие, так что цены на него там приятные во всех отношениях. Был, конечно, шанс нарваться на военный флот Спарты, вдоль территории которой пролегала большая часть пути, но он, насколько я знаю, сейчас у берегов Малой Азии оказывает поддержку своему царю Агесилаю.

Глава 44

В Пирее шло восстановление Длинных стен, защищающих путь от порта к Афинам. Деньги — пятьдесят персидских талантов (одна тонна шестьсот тридцать килограмм) серебра — выделил шахиншах Хшассы. Персы богатенькие и не жлобы. Часть этого серебра перекочевала в мой сундук и карманы членов моего экипажа. Афиняне с радостью купили тетреру вместе с грузом. Собирались и рабов забрать, но я проинформировал, что являюсь поданным шахиншаха, что это типа мои сограждане, которых обязан отпустить на свободу. Пусть возвращаются на родину и воюют с нашим общим врагом спартанцами. Переговорщики сделали вид, что согласились со мной, но явно не оценили по достоинству мою мотивацию. Всего нам отвесили четыре и две трети греческих талантов (сто двадцать семь килограмм) серебра, не взяв налоги, потому что добыча отобрана у спартанцев, а не потому, что продал со скидкой. Восемьдесят четыре с половиной килограмма достались мне. На каждый пай, с учетом тройных семьям погибших, которых похоронили на кладбище в Пирее, и двойных раненым, пришлось по восемьдесят восемь с половиной карфагенских или финикийских шекелей. Захватывали, конечно, и больше, но и это неплохо. По крайней мере, критские лучники впечатлились и еще ярче загорелись желанием поступить ко мне на службу. Удовлетворил. Стреляют они лучше, чем навербованные в Карфагене.

Чтобы не возвращаться домой налегке, купил пифосы с вином. Мое уже должно созреть, но сильно сомневаюсь, что будет приличным. Скормлю его членам экипажа шхуны, а часть купленного в Афинах оставлю для себя, чтобы хватило до следующего лета. Надеюсь, в этом году соберу хороший урожай винограда и сделаю вино, которое не противно будет пить.

Грузим мы в трюма запечатанные глиной пифосы, как вдруг в порт влетает монера — галера с одним рядом весел, шлепая ими плашмя по воде, что является знаком офигенной радости, а стоявшие на полуюте члены экипажа орали:

— Мы победили!

Оказывается, объединенный флот Хшассы под командованием сатрапа Фарнабаза и греческих полисов, противников Спарты, под командованием афинского наварха Конона разбил флот последней под командованием Писандра у города Книд. Силы были примерно равны — девяносто триер против восьмидесяти пяти. Спартанцы не сильны в морских сражениях, где важнее маневр, умение управлять кораблем, а не личная доблесть.