Хроники Менталиста 3 - Ярослав Чичерин

Я принял конверт, ощущая его приятную тяжесть в руке. Бумага была дорогой, с тиснением — не та дешевка, в которую заворачивают деньги в трущобах. Внутри лежала явно внушительная сумма.

— Признаюсь честно, — сказал Никонов, поправляя идеально выглаженную манжету рубашки, — часть меня сомневалась, что ты доведешь дело до конца.

Он стоял так, будто находился в своей стихии — человек, привыкший к власти в каждом помещении, где бы ни оказался. Его массивная фигура заполняла пространство, несмотря на разделявшее нас расстояние. Само его присутствие словно давило на воздух вокруг.

— Заставить человека подписать бумаги против его воли… — он сделал выразительную паузу, — не каждый способен переступить такую черту, даже среди тех, кто привык выживать любой ценой.

Взмахом руки он отослал охранников к дверям. Те беспрекословно подчинились, словно хорошо вышколенные псы. Мы остались вдвоем посреди пустого склада, освещенного единственной тусклой лампой, отбрасывающей причудливые тени.

— Меня интересует, Сокол, — Никонов подошел ближе, и я уловил слабый аромат дорогого одеколона, смешанный с запахом кожи его перчаток, — сложно ли тебе было? Внутренне. Морально.

Я выдержал его взгляд, ни на секунду не показывая тех сомнений, что грызли меня изнутри:

— Работа есть работа. Я сделал то, за что мне заплатили.

Никонов улыбнулся — не широко, а лишь уголками губ, но эта полуулыбка преобразила его лицо, сделав на мгновение почти человечным.

— В таком случае, у меня есть для тебя новые задания, — он произнес это с какой-то интимной интонацией, словно делился секретом. — Более… сложные. И куда более щедро оплачиваемые.

Его пальцы, унизанные массивными кольцами, выстукивали неслышный ритм по крышке своих дорогих часов. Он выдержал драматическую паузу, прежде чем задать вопрос, от которого, как мы оба понимали, зависело мое будущее:

— Ты готов продолжать… Сокол?

Я медленно поднял взгляд. На моих губах появилась ухмылка — та самая, что так часто выручала меня в уличных драках, когда противник был сильнее, а шансы — призрачны. Дерзкая, холодная, с вызовом.

Никонов увидел всё, что хотел увидеть. В тишине заброшенного склада, под тусклым светом единственной лампы, сделка с дьяволом была заключена без единого слова.

Глава 15

Три месяца

Три месяца спустя…

Первый снег выпал неожиданно — ещё вчера улицы Ржавого Порта были серыми и голыми, а сегодня город преобразился, скрыв свои уродливые шрамы под девственно-белым покрывалом. Я стоял у панорамного окна своей квартиры на десятом этаже, наблюдая, как снежинки кружатся в жёлтом свете уличных фонарей. Отсюда, с высоты, город казался почти красивым — белые крыши, дымящие трубы, огни кораблей в гавани. Почти как на рождественской открытке.

Только вот в Ржавом Порту не бывает рождественских открыток.

За моей спиной мягко тикали антикварные швейцарские часы — массивные, в корпусе из красного дерева, с позолоченным маятником. Их мерный ход отсчитывал секунды моей новой жизни. Три месяца. Всего три месяца понадобилось, чтобы уличный оборванец превратился в… кого? Аристократа? Бизнесмена? Наёмного убийцу в дорогом костюме?

Я отвернулся от окна и окинул взглядом свою гостиную. Тяжёлые бархатные шторы цвета бургундского вина, мебель из красного дерева, антикварный письменный стол, хрустальный графин с виски на серебряном подносе. В углу — проигрыватель виниловых пластинок, негромко наигрывающий джаз. Рядом стойка с коллекцией пластинок, которые я даже не успел прослушать.

Михаил, мой личный слуга — пожилой, подтянутый мужчина с военной выправкой и мёртвыми глазами — бесшумно возник в дверях.

— Господин, — произнёс он с едва заметным поклоном, — звонила мисс Никонова. Просила напомнить о вечере. Она также сказала, что подобрала для вас костюм, он будет доставлен к шести.

Я кивнул, не оборачиваясь. В отражении оконного стекла я увидел, как Михаил застыл в ожидании дальнейших указаний. Его присутствие всегда создавало странное ощущение — словно за тобой постоянно наблюдают. Хотя, конечно, так и было. Я не сомневался, что каждое моё слово, каждый шаг аккуратно записывается в невидимый блокнот и докладывается Никонову.

— Что-нибудь ещё, господин? — спросил Михаил после паузы.

— Кристи выходила из комнаты?

— Нет, господин, — ответил он тоном врача, сообщающего о безнадёжном пациенте. — Завтрак остался нетронутым. Обед она тоже не тронула. Я оставил ужин у двери, как обычно.

Я снова кивнул и жестом отпустил его. Когда двери бесшумно закрылись, я подошёл к бару, налил себе виски и сделал глоток, чувствуя, как жидкий огонь скатывается по горлу, согревая внутренности. Если бы кто-то сказал мне три месяца назад, что я буду жить в такой квартире, пить такой виски, носить такие костюмы — я бы рассмеялся ему в лицо. Или врезал бы за издёвку.

А теперь… всё это было моим. И одновременно — чужим. Как взятым напрокат. Как лейкопластырь на гноящейся ране.

Я остановился перед дверью в дальнем конце коридора. За этой дверью была она — Кристи. Единственный человек, который когда-либо верил в меня. Единственный человек, с которым я по-настоящему ощущал себя живым. И теперь она заперлась там, словно в крепости, защищаясь от меня — того, кто поклялся её защищать.

Я поднял руку, собираясь постучать, но замер. О чём нам говорить? Что сказать? Каждый день повторялось одно и то же — я стучал, она молчала или бросала сквозь дверь короткие, колючие фразы. Если я пытался открыть дверь, она включала радио на полную громкость, заглушая любые мои слова.

Но сегодня что-то было иначе. Может, это был снег за окном. Или джаз, играющий в гостиной. Или третий стакан виски в моей руке. Я постучал.

Тишина.

— Кристи, — позвал я. — Слушай… Никонов устраивает вечер. Не хочешь пойти? Там будет вся элита города. Музыка, шампанское, всё такое.

Молчание за дверью длилось так долго, что я уже подумал, она спит. Но потом донёсся её голос — такой тихий, что я едва разобрал слова:

— Чтобы играть роль твоей ручной зверюшки? Спасибо, обойдусь.

Меня словно пнули под дых. Каждый раз, когда я слышал её голос, меня накрывало волной противоречивых эмоций — радостью, что она всё-таки разговаривает со мной, и болью от того, сколько горечи было в этих словах.

— Я делаю это ради нас, — сказал я, прислонившись лбом к прохладному дереву двери. — Ради нашей безопасности.

— Ты запер меня в золотой клетке, пока сам