Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

Кривой глаз выкладывал на стол ножи, иглы и пилы, все сияют серебром. Савка пронзительно завизжал.

— Пожалуйста, ради всего святого, молю, не нужно...

В рот запихали кляп. Голову пристегнули ремнем над бровями.

Не стать ему самым молодым есаулой. Не сравниться во славе с легендарным Мамаем. Он сдохнет здесь, глупый напыщенный мальчишка, ничего в жизни не достигший.

— Сегодня выдающийся день, — объявил Кривой Глаз, пока его помощник брил голову Савке. – Я освобожу тебя от кровавого соглашения.

Омелько говорил правильно, я хотел бы никогда не рождаться...

Вознаграждение?

Стены желтоватые, как кость. Некоторые сочятся ручейками, другие поросли темными полукругами грибов. Он припадает губами к воде, упорно грызет грибы. После праздничной учты во рту не остается ни крошки, как после песка или собственных лахов (их он тоже пытался есть — все равно Лабиринту безразлично, одет ты или нет).

Издевательство!

Он срывает самый большой гриб и выламывает из него человеческий облик. Почему бы и не поразвлечься, когда есть такая возможность? В Лабиринте это случается нечасто.

А еще нечасто случается перейти аж за четвертые ворота. Такие случаи можно пересчитать по пальцам одной руки! Можно не спешить и насладиться – дальше он точно ошибется.

Грибочки превращаются в силуэты, разыгрывающие целый спектакль. Гуляют по столице, покупают сладости, ухаживают за девушками, насмехаются и шутят.

Он улыбается. Как простые вещи могут утешить...

Радость одновременно сменяется яростью.

Он топчет куклы, пока от них остаются плоские крошки, а затем сбивает все грибы, до которых может дотянуться.

Полно! С него полно!

Ярость испаряется так же быстро: приходит опустошение. Он замечает, что кукла, устроенная первой, уцелела — он крутит ее в руках и так доходит до ворот.

Кому принадлежала эта гигантская голова? Не потому ли сказочному волку, что солнце проглотил? После того кто-нибудь скапустится.

Кукла падает ему из рук. И вместо задуманного он говорит:

- Верховная жрица.

Лабиринт заливает мягкий свет. В один момент становится тепло и уютно. Из открытых ворот выступает женщина в сияющих белых одеждах.

С

...Путаница. Все путалось, вертелось, не могло остановиться ни на мгновение.

Выдумка и подлинность, прошлое и нынешнее, день и ночь — все сплеталось, цеплялось одно за другое, громоздилось, бурлило ежесекундно растущие хаосом... Савка не успевал. Не успевал почувствовать, не успевал понять, ничего не успевал!

— Тихо, тихо, птенчик... Твой сон может оборваться ежесекундно.

Кроткий голос.

— Ты ошарашен и испуган, потому что не можешь вернуться. К сожалению, я не способна помочь: ты должен выбраться оттуда сам.

Она подразумевает Лабиринт!

— Ах, если бы тот злодей мне попался, я иссушила бы из него кровь до последней капли!

Нежное прикосновение пальцев убирает капли пота с его лба.

– Не беспокойся за тело. За ним приглянет обломок твоей личности, что мне удалось спасти. Кое-что детский, но удивительно чуткий, сообразительный и преданный. Ты в надежных руках.

О чем она?

— Пробуй снова и снова, снова и снова. Не теряй веры! Я знаю, что это невероятно сложно, но ты выберешься оттуда, храбрый Савко.

Так хорошо от этой искренней заботы. Так уютно...

– Возвращайся к нам. Возвращайся как можно скорее!

Наконец-то он увидел ее

мечтал в детстве

она нашла его мама...

Любимая карта.

Призрачный женский силуэт взмахивает руками. Лабиринт угасает, а он укладывается на пол, который кажется мягким пером. Через мгновение погружается в глубокий сон с улыбкой на устах.

Хочется проснуться с перепой в комнате дорогой гостиницы на Контрактовой площади. Рядом будут друзья, будут шутки, будет первая задача десятника Серого Ордена. Будет будущее. Он покинет стены Киева, чтобы вернуться легендарным серомателем...

Он просыпается в Лабиринте.

Рядом возвышаются ворота. Призрак мамы касается его щеки - он ничего не чувствует - и поднимает палец так, словно указывает на что-то над собой. С ласковой улыбкой мама исчезает, и он не сдерживает слез, когда глыба одиночества возвращается на грудь, их встречи были такими редкими.

Он размышляет над подсказкой. Несколько раз повторяет жест, чтобы правильно разъяснить его. Уверенно говорит к волчьему черепу:

- Башня.

Подлинность.

За спиной в первых лучах рассвета умирал город. Савка хотел оглянуться, но у него не было времени: дорога звала в ратушу. Он должен был подняться вверх – там ждала судьба. Никогда раньше Савка не слышал такого зова.

Преодолевая поверх за этажом, он пытался впитать в себя каждый миг, каждое ощущение этого восхождения, как старатель добросовестно выбирает намытые золотые крошки. В руках он почему-то сжимает странную мотанку.

Последний этаж. Приоткрытая дверь. Знакомый голос.

Савка клепнул.

Он стоит в Лабиринте перед последними воротами. Он смог добраться до нее во второй раз.

Внутри него бурлит буря: сомнения, страх, безумие от короткой встречи с настоящим миром, который лежит на расстоянии одной отгадки. Он почти вышел. Надо только правильно выбрать.

Одну из шестнадцати.

Одну.

З.

Шестнадцать.

Гинко стучит сердце. Кожа проступает потом. Второе поражение он не переживет.

Не переживет.

И Савка говорит, пока не успел усомниться:

– Смерть.

Ворота рассыпаются вместе с Лабиринтом. Мечи пронизывают сорванца, солнце заливает вином из чаш, влюбленные сражаются против императора с императрицей на жезлах, луна рассыпается монетами.

Поставь я в чистоту новейшую наряд, готов тронуться, где светят звезды...

В зале застыло трое: мохнатый бездомный, по которому плакала бритва цирюльника, громоздкий одноглазый великан с бородой, заплетенной в косу, седоватый тип с сумеречным взглядом. Все вытянули руки, словно наставляли невидимые пистолеты.

За другой край большого стола, заставленного волшебным инструментом, стоял человек. В отличие от троицы, Савка узнал его через мгновение.

– Ты! Это ты изуродовал меня!

Кривой глаз бросился к окну. Одежда стремительно покрылась коричневыми перьями, сапоги усохли до когтистых лап, раскинутые руки обернулись крыльями — и огромный филин вылетел с башни.

– Стой, паскудо!

Не раздумывая, он прыгнул вслед.

Уцепился обеими руками за птичьи лапы, подтянулся, принялся клочками вырывать перья. Ненавистный мучитель взлетел выше, но Савка не замечал — он бил, грыз, мстил за украденные годы и потерянный разум, за миллионы неудачных попыток, за отчаяние и безнадежность... Филин пытался сбросить его, выкручивался, дергал лапами, царапал, клювал, да ничего.

Двое мужчин упали на башню, покатились по черепице. Хрустнули кости. На боль Савка не обращал внимания — выхватив нож, принялся угощать врага в грудь, в живот, в шею... Жажда мести наполняла его силой.

В борьбе противники сцепились, скользнули со крыши, полетели к земле, с