И всюду слышен шепот Тьмы - Джой Моен

с плавающими в нем горькими травами. Может, Эрве соврал про магию? Но зачем ему делать это? Моник не осудила бы его в любом случае, другое дело, если парень чего-то боится и не желал при всех раскрывать правду. Отмахнувшись от навязчивых мыслей, Зоэ-Моник Гобей отправилась на уроки, каждую секунду проговаривая про себя речь, достаточно убедительную, чтобы Жюли встретилась с ней.

* * *

Оповестивший об обеде звонок заставил всех учеников соскочить с места, Зоэ-Моник Гобей подергивала ногой под партой. Не могла дождаться нужного часа, поэтому сверлила взглядом спину Жюли Карон, пока та вальяжной походкой не направилась прочь из класса, игнорируя парня, попытавшегося обратиться к ней. Ладони вспотели от волнения. Не слишком ли странно будет выглядеть попытка Моник помириться, после того что она сделала с девушкой на вечеринке? К тому же что подразумевал Эрве, когда говорил о попытке напугать Жюли? Что именно он собирается делать?

Выбежав следом за противницей, Зоэ-Моник окинула взглядом пустой коридор и повернула за угол, видя, как спускается по лестнице вниз ее цель. Уже на улице – Жюли, по-видимому, собиралась отобедать со своим кругом на стадионе – Моник ее окликнула. Лицо Карон преисполнилось ненависти, рот изогнулся, брови сложились гармошкой, нависая над глазами цвета льда.

– Чего тебе надо? Я не собираюсь тратить на тебя свое обеденное время, стерва. Кстати, то, что я еще не рассказала родителям, откуда у меня здоровенная шишка, вопрос времени. Проваливай.

И вправду, висок Жюли выглядел опухшим с вкраплениями синего и фиолетового, но за волосами едва ли был заметен настолько, чтобы создавать панику.

– Послушай, прости меня, я повела себя как идиотка. Набралась, понимаешь? И чтобы загладить свою вину, приглашаю тебя после обеда прийти в сарай для инвентаря. Я кое-что выпросила у Оливье Дюбе для тебя, эксклюзив! Вечером сможешь закатить собственную вечеринку с друзьями и перемыть мне все косточки в знак перемирия. Что скажешь?

Моник старалась выглядеть уверенно, копируя позу выбранной ими с Эрве цели. Глаза Жюли сузились, но, когда до нее дошло, что именно может предложить ей Зоэ-Моник, она довольно ухмыльнулась, разглядывая свой свежий маникюр.

– Что ж, хорошее начало дружбы, я считаю. Мне нравится ход твоих мыслей, дорогуша. Вот только доставать ты мне это будешь не реже раза в неделю, поняла?

Когда Моник кивнула, совсем теряя нить разговора, но в глубине души ликуя, что ее блеф не был разоблачен, Карон бросила, удаляясь:

– Увидимся на месте.

* * *

Зоэ-Моник Гобей пряталась в кустах в отдалении, зарывшись в глубь зарослей, стоя на коленях, чтобы ни один проходивший мимо ученик не смог бы заметить ее. Эрве нигде не было видно, а вот их цель уже медленно подходила к сараю, постоянно оборачиваясь.

Небольшая хозяйственная постройка напоминала домик с покатой крышей, Жюли со скрипом отворила деревянную дверь сарая и заглянула. Уже было испугавшись, что план провалился и Дюшарм не спрятался там заранее, Моник увидела, как Карон все-таки вошла внутрь. Пульс участился настолько, что сдерживаемое дыхание прорывалось с хрипом, пришлось зажать рот и сглотнуть вязкую слюну, смочив гортань.

Жюли и Эрве находились в помещении целую вечность, как казалось Моник, ее ноги затекли по самые колени, хотелось поскорее выбраться отсюда. Девушка кое-как встала и сделала шаг из кустов как раз вовремя. Послышался истошный крик Жюли.

Зоэ-Моник с трудом подбежала к сараю, на нее из двери вылетела Карон, схватив девушку за плечи и тряся, будто мешок с удобрениями; невозможно было разобрать среди бессвязных воплей слова, Жюли содрогалась от страха всем телом, из пореза по ее щеке стекала кровь, смешиваясь с некогда густо намазанной тушью.

– Успокойся, я здесь, я рядом, что произошло?

– Дьявол! Я видела его! Настоящего дьявола! Ты веришь в дьявола, Зоэ-Моник? Ты ведь веришь мне?!

Моник облизнула пересохшие губы, посмотрев за спину Жюли, ожидая увидеть Эрве, который объявил бы об исполненном розыгрыше, но этого не случилось. Невозможно было принять на веру то, что произносили губы Жюли Карон, но ее испуганные, выпученные глаза и мандраж говорили о том, что сама она в это точно поверила.

На крик сбежались ученики и учителя, они увели продолжающую бормотать о дьяволе девушку, тогда как Моник осталась на месте, объяснив, что уже нашла ее такой. Что же могло прятаться за дверьми сарая? Сжимая свое плечо до боли, Зоэ-Моник не решилась войти, и в этот момент оттуда вышел Дюшарм, улыбаясь.

– Я же говорил, сработает. Теперь она вообще ни к кому цепляться не сможет. После такого все решат, что у нее поехала крыша.

– Что ты сделал? Нет, что именно ты сделал с ней? Почему она говорила о дьяволе, спрашивала, верю ли я?

Эрве оборонительно выставил вперед ладони с зажатым перочинным ножом между большим и указательным пальцами, поспешив объясниться:

– Ничего такого. Я всего лишь резко выскочил на нее с этим, она испугалась, пнула меня по ноге и убежала.

Девушка всматривалась в лицо парня, пытаясь понять, говорит ли он правду. Мог ли Эрве в самом деле как-то навредить Жюли?

У людей нет природных магических способностей, только если они используют изученную по книгам магию, тогда при себе у парня должны были быть тонны приспособлений, однако кроме короткого ножика, который он сразу же показал в подтверждение слов, ничего не наблюдалось. Возможно, Дюшарм оставил вещи в сарае? Проверять не хотелось по множеству причин.

– А откуда порез? Ты это сделал?

– Нет. Она рванула так, что поцарапалась о гвоздь, торчащий из стены, там таких много. Эй, иди ко мне. Мы справились, теперь все будет хорошо.

Эрве приобнял Моник за плечи, целуя в макушку, его теплая улыбка казалась привычной, обыденной, и девушка расслабилась в его объятиях. Не было причин, чтобы не верить. Возможно, Жюли скрывает под маской гадюки чувствительную личность, проявившуюся только при сильном стрессе. Одна проблема решена, остались всего лишь полчища других.

* * *

Девушка страшилась того, что случившееся не пройдет для нее даром, однако Эмильен Тома был спокоен, в какой-то мере пребывая в эйфории от случившегося. Никогда ранее он не имел столь противоречивой оглушительной славы, упивался ей, поражаясь способностям Моник.

Независимо от того, какие планы на ее счет были у антрепренера, Зоэ-Моник решила действовать по-своему. Песня собственного сочинения крутилась на повторе в голове, ожидая, когда ее услышат и другие. Спокойная, немного печальная мелодия была написана в моменты тихого протеста и отчаяния, что должно было заставить гостей если не плакать, то задуматься о жизни. В подобном состоянии они не смогут навредить себе