Лихо. Игла из серебра - Яна Лехчина

Какой ты умница, хотела сказать она. Как хорошо, что я нашла тебя!.. Но вместо этого, поджав раненую руку, кувыркнулась через платок. Обхватила лапками ремень, вогнала коготки в плотный слой чёрной шерсти, – не в кожу, чтобы не причинить боль.

Юрген мотнул шеей. Пару раз прыгнул на месте. Явно давал ей приноровиться, и Ольжана ухватилась покрепче.

А потом Юрген понёсся вперёд.

Ольжана сразу потерялась, где верх, а где низ. Деревья запестрели, размазались и полетели кувырком. Шорох крон, пение первых птиц, стук лап Юргена о землю, лёгкое чавкание грязи, – всё смешалось в один пронзительный свист. Ольжана втянула голову, постаралась укрыться крылом; когти стиснула так, чтобы никакая сила не смогла отцепить её от ремня.

На миг деревья над ней расступились, и Ольжана поняла: рассвело. Солнце выплыло на небо, и от этого искры в глазах-бусинах замелькали ещё быстрее и ярче. Ольжана представила, как медленно расползался свет по лесу, как лучи тёплой волной накрывали мелкие тропы, холмы и полянки, дупла и норы…

Ей захотелось смеяться и петь. Где бы ни было чудовище, теперь оно заснуло до вечера. А Лале не догонит Юргена ни в хромом волчьем теле, ни в медленной кибитке.

Она приоткрывала глаза, но совсем не разбирала дороги. Юрген бежал и бежал, а потом…

Хр-рясь!

Резко шарахнулся о ствол дерева.

Юрген?! Из птичьего горла – удивлённый клёкот, похожий на немой вопрос.

Что ты делаешь?

Юрген шмыгнул за дерево, свернул с тропы. Перепрыгнул через ручей.

Где-то за спиной – трепещущий, различимый чутким птичьим ухом – грудной рык. Солнечное тепло, которое Ольжана ощущала, внезапно притупилось: их с Юргеном будто накрыла тень.

Да неужели…

Когти Сущности из Стоегоста проскрежетали по стволу за ними.

От скорости почудилось, что Юрген завертелся волчком. Бросился прочь от чудовища – сквозь ветки, хлещущие, как плети. Спина тряслась, ремень на пёсьей шее ходил ходуном: ещё немного, и лопнет.

По очертаниям Ольжана поняла, что перед ними вырос бурелом. Юрген прижался брюхом к земле, юрко проскочил под поваленным деревом.

Чудовище утробно заревело.

ТРЕСК!

Видимо, бурелом задержал его ненадолго.

Юрген мчался дальше. Резко повернул и снова метнулся в другую сторону. Опять воротился на прежний путь: точно молнию на земле описал.

Чудовище это не обмануло.

Рык раздался ещё ближе.

Если она разожмёт когти, подумала Ольжана, её отнесёт прочь. Но Сущность тут же её поймает – как медведь ловит рыбу, выпрыгнувшую из реки. Зато не станет преследовать Юргена. А тот даже не сразу заметит, что её нет, и не сумеет вмешаться.

Не этого ли ты хотел, Лале? «Не станет никого, кто смог бы выдать твои тайны».

Смерть в птичьем теле всяко быстрее, чем в человеческом. Чудовище просто сожмёт челюсти, и всё. Размозжит её, будто яблоко.

Это будет просто. Может, даже не очень больно. Как удар палача.

Главное – не врезаться в землю раньше.

Юрген перепрыгнул овраг. Прыжок чудовища оказался мощнее, и, приземляясь, Сущность едва не царапнула Юргена лапой.

Он не убежит, осознала Ольжана. Чудовище убьёт его, если только не…

Быстро. Раз, и готово.

Как яблоко.

Почему-то – совершенно не вовремя – вспомнились дикие яблони в Чернолесье, и горьковатый вкус их плодов, и тёмная-бурая кора, и бело-розовые цветы, которые Ольжана ещё в ранней юности вплетала в волосы.

Может, ей стоило остаться в том лесу. Может, тогда бы не случилось сегодняшнего леса.

Может, тогда бы всё сложилось совсем по-другому.

Ольжана расслабила когти.

Поток воздуха подхватил её, отнял от шеи Юргена и, закрутив, понёс во тьму.

4

Башильерская крыса

Апельсин покатился с лотка, но плюхнуться в пыль не успел: Лазар подхватил его левой рукой.

Левой! Своей новой пришитой рукой. За последние два месяца не было ни дня, чтобы Лазар не упражнялся. Он заново учился писать, рисовать и чертить. Он подцеплял неповоротливыми пальцами рассыпанный нут и бережно складывал его в мешочек. Переставлял фигурки на доске для игры в калифову войну, носил тяжёлые короба и даже пробовал полистать книгу.

А теперь, почти бессознательно, поймал падающий апельсин.

Он ощутил вкус победы и сам себе улыбнулся. К сожалению, больше никто этого не заметил – даже торговец, и тот суетился, перебрасываясь словами с покупателем на затихающем вечернем рынке.

Лазар положил апельсин обратно, на оранжевую фруктовую гору.

Приморский Шамбол разительно отличался от окружённого пустыней Хургитана, где Лазар жил до этого. Если Хургитан, особенно в последнее время, напоминал засыхающий древний сад, то Шамбол – яркий, огромный и пёстрый, как базар.

Здесь постоянно что-то происходило. Одни праздники сменялись другими, и с далёких берегов приходили корабли. Недалеко от гавани высились дворцы вельмож. К площадям вели мощёные дорожки, у которых росли акации, кипарисы и оливы. У залива стояла огромная башня звездочётов, высеченная из розового мрамора, – Залват рассказывал, что библиотеки больше, чем там, не сыскать во всём Хал-Азаре. Возможно, он слегка лукавил.

Чем дальше от берега, тем проще и бесцветнее становились дома. В бедных районах друг на друге громоздились безликие халупки, но даже в этом Лазар видел своё обаяние, – ноги понесли его прочь от порта, вглубь города. Он был одет в хал-азарскую одежду, а голову обернул платком-куфией, чей край прикрывал изрытую шрамами щёку. Всё равно хотелось казаться менее приметным, хотя с хромотой он ничего не смог бы сделать. Да и вряд ли бы кто-то сейчас признал в нём чужеземца, – загоревший, черноглазый и небритый, он с лёгкостью походил на хал-азарца.

Смеркалось. Небо над Шамболом становилось тёмным, бархатным. Дышалось легко, даже несмотря на дым от жаровен: еду готовили снаружи, в ямах со стенками, обмазанными глиной. Всё казалось удивительно очаровательным и уютным – может, оттого, что Лазару так нравилась сегодняшняя прогулка.

Глодало только одно. Залват не гнал его из дворца, но ведь неизбежен день, когда драгоценный гость станет надоевшей приживалкой.

Лазар задумчиво хмыкнул. О, Залват по-прежнему был учтив и добр к нему. Такой уж человек… Не хотелось бы дождаться, когда он прямо скажет: «Эй, друг Лале, нельзя ведь вечно пользоваться моим гостеприимством!» Руку ему пришили. Более того, Лазар уже к ней приноровился. Да и как бы он ни был хорош в чародействе, это не то, чем занимался Залват. Едва ли волшба Йовара, Нимхе или хал-азарских чернокнижников древности, в которой Лазар был сведущ, помогла бы в лечении больных. А обучаться с нуля