Дети, сотканные ветром. Часть 3 - Артём Ерёмин

к поверженной Главе Собора, величающему ткачу, спасительнице Златолужья снизошли три фигуры в масках. К чести Кагорты нужно сказать, что выглядели они весьма потрёпанно. Полынь рухнул ничком, Скобель пошатывалась на ослабленных ногах, и только отец Льва как ни в чём не бывало стряхнул с плеча тлевший жар.

Древняя старуха шелохнулась в их сторону, на что сразу откликнулась женщина в маске Похоти. Скобель подбросила в воздух два металлических кольца, и те впились в запястья Кагорты. Браслеты по дорожке из пространственной ряби воспарили вверх и заодно оторвали от земли свою пленницу.

Серебряной перчаткой хозяйка Трезубца защищала только левую руку, которую по обыкновению прятала ото всех в своих одеждах.

— Прости, — обратилась Похоть к распятой в воздухе Кагорте. — Даже в таком состоянии тебе не нужно оставлять шанса.

— Ерунда, милочка, — проворковала старуха, борясь с выворачивающей кости болью. — Не дело мне валяться в древней пыли, как последнему пьянице.

Она коротко качнула головой вниз, где приходил в себя Похоть.

— Паучиха пала! — провозгласил он, пытаясь подняться.

Его дикому ликованию мешал хрип. Учитель снял маску и сплюнул тёмный сгусток. Похоже, этого добра в его лёгких было навалом.

— Седая Пряха завершила своё затянувшееся плетение.

— Паучиха? — нахмурилась Кагорта. — Как пошло, учитель Полынь. Я есть дерево с распростёртыми над всеми Осколками ветвями. И вы — мои дети, плоды мои, хоть и гнильём тронутые. Встаньте под крону, и я уберегу вас от зноя дня, от хлада ночи. От бури, что грядёт.

— Ты слепа, старуха?! Тебе подрубили корни. Твоё могущество, какое мы не присвоим, растаскают падальщики. Наследие Седой Пряхи согреет её недругов.

— Достаточно! — приказал Вылко. Разбавленный оттенок раздражения примешался к его победе. — Где твоё войско, госпожа? Как долго ты втайне создавала свои ужасные механизмы?

Он обвёл рукой бесконечные пустые стеллажи, уцелевшие после их сражения.

— Моя армия ныне марширует по скомканным пустошам. Осколок за Осколком они скоро пожнут слабое общество… Если, конечно, я не укажу им иную цель.

— Врёшь! — заорал Полынь и оглянулся на товарищей. — Она выторговывает себе минуты, надеется выбраться из петли.

Вопреки уговорам Алчности, среди остальных миазмов проскочило беспокойство. Вылко посмотрел на Скобель, и она ответила на его беззвучный вопрос:

— Кажется, нам придётся терпеть её скверный характер ещё некоторое время.

— В яблочко, дорогуша. Среди занудных марателей чертежей ты всегда оставалась моей любимицей. Лишь мне ведомо, как управлять армией, вышедшей из лона машины наших ненавистных предков. Вы опоздали, и ваши старания напрасны.

— Отчего же, — ответил ей Вылко. — Ты будешь нашим ключом к победе.

— Бред! — взвизгнул Полынь. — Не затем я несколько лет терпел мелюзгу богатеев, дабы наградой мне послужила ветхая старуха!

— Попрошу вас, сударь, — нарочито обиженно сказала Кагорта. — Возраст красит мудрых женщин.

— В тебе не осталось здравого ума, — Полынь дико скалился. — Мы годами водили тебя за нос. Ты потеряла нюх.

— С теми личинами, какие вы напялили сегодня, любые хоть немного толковые подмастерья сравнились бы со Старцами-Ткачами. Но твоё усугубляющее сумасшествие ты не шибко прятал. Как и ваше воркование со Скобель, — Кагорта обратилась на Похоть. — Милочка, я бы в жизнь не поверила, что ты влюбилась в Полынь. Другое дело мрачный статный князь, которому с рождения уготована великая судьба, — она небрежно кивнула на Вылко. — Для тех, кто желает подчинить мироустройство, в вашем треугольнике чересчур много неразделённой любви.

Похоть дёрнула головой, но её опередили. Полынь выдернул из-за пазухи продолговатый предмет, и он звучно щёлкнул в его руках:

— Я знаю, чего ты добиваешься, старуха. Хочешь посеять между нами раздор. Омрачить победу. Как же по-детски. Мы переиграли тебя, смирись.

— О, я ждала вас в гости с того безрассудного зимнего нападения. И с самого начала следила за всем вашим маскарадом. Желала заполучить вас, если не как союзников, то как марионеток. Однако всех обошёл тот, кто был тих всё это время. Киноварный натравливал нас друг на друга. С его подачек действовал надоедливый книгочей. Полагаю, сейчас Киноварный готовиться преподнести Собор своим бывшим хозяевам.

— Тогда ты нам не нужна, — сухо подытожил Полынь. Его вытянутая рука дёрнулась.

Громоподобный звук устремился под свод, где долго скакал в темноте. Миазмов и их пленницу заволокло дымкой. Лев отреагировал на звук выстрела, как бегун на старте соревнования. Он устремился вперёд, преодолевая колючие заросли и груды рухнувших стеллажей.

Лев остановился в десяти шагах от Кагорты, когда перед ней развеялся дым. Старуха ухмылялась, глядя на дрожащую дробь, которая зависла перед её глазами.

— Позорище, — уничижительно бросила она. — Учитель Собора балуется игрушкой полых. Хорошо хоть у кого-то в вашей братии мятежников осталась голова на плечах.

Полынь с яростью уставился на Вылко. За чёрно-белой маской глаза моргнули, и раскалённая дробь посыпалась на пол.

— Возьми себя в руки, Яков, — процедил Двуличие. — Киноварный в самом деле затеял хитрую игру. Похоже, именно по его разбросанным крошкам я угодил в ловушку на рыбной ферме Златолужья.

— Никакая то была не ловушка, — обелилась Когорта. — Просто чулан с коллекцией моего покойного приятеля. У него с годами развилось помешательство на неразумную живность из-за Пелены.

— И ты решила, будто это место подходит для сына Софьи? Не отпирайся! Я видел оковы.

— Тогда я заготовила много чего: цепь в Златолужье, страту Ветра в Соборе. Мальчишка грянул нежданно, как снег за шиворот. Не знаешь, чего ждать от вымеска двух миров.

— Так же, как и сегодня, — указала Похоть на выбежавшего мальчика. — Поверенный месяцами натаскивал трубочиста у себя в кабинете. Быть может, он науськивал ему свои планы.