Голоса иных миров - Эдуард Сероусов

тишина. Каждый из присутствующих понимал истинный масштаб того, о чем они говорили – не просто о научном эксперименте, а о потенциальной трансформации всего, что делает человека человеком.

– Если я могу добавить, – вмешался Гермес, его голограмма слегка пульсировала, – мой анализ коммуникационных паттернов Харра указывает на отсутствие враждебных намерений. Все доступные данные свидетельствуют о том, что они искренне стремятся к взаимопониманию и обмену знаниями.

– Это может быть правдой, Гермес, – ответил Штерн. – Но отсутствие враждебных намерений не гарантирует безопасность. Даже доброжелательный контакт с настолько чуждым сознанием может иметь непредсказуемые последствия.

– И всё же, – вступила Ева, – разве не это центральная цель нашей миссии? Установить контакт, достичь понимания с разумом, организованным на принципиально иных основах?

– Наша цель – исследование и документирование, – возразил Штерн. – Не обязательно полное слияние сознаний.

– Но традиционные методы исследования могут быть фундаментально недостаточными, – горячо ответила Ева. – Мы пытаемся понять вид, чье восприятие реальности, чья самая концепция индивидуальности радикально отличается от нашей. Это всё равно что пытаться понять цвет, будучи слепым от рождения.

Ричард задумчиво кивнул.

– С антропологической точки зрения, доктор Новак права. Существуют аспекты культуры, которые невозможно полностью понять через внешнее наблюдение. Полное погружение часто необходимо для глубокого понимания.

– Но обычно вы не меняете фундаментально свой мозг, чтобы понять другую культуру, – заметила Чжао.

– Верно, – согласился Ричард. – Но мы никогда раньше не сталкивались с видом, настолько отличным от нас. Возможно, традиционные методы исследования просто неприменимы в данном случае.

Анна, до этого молча слушавшая, наконец вступила в разговор.

– Я предлагаю компромисс, – сказала она. – Что если мы начнем с кратковременного, контролируемого контакта? Установим строгие временные рамки, детальные протоколы мониторинга и экстренного прерывания связи. Таким образом, мы можем получить прямой опыт взаимодействия, минимизируя риски длительного воздействия.

Все повернулись к Юсуфу, ожидая его экспертной оценки.

– Теоретически это возможно, – медленно ответил он. – Мы могли бы разработать протокол для короткого, контролируемого подключения, с постоянным мониторингом физиологических и нейрологических параметров. При любых признаках дистресса связь будет немедленно прервана.

– И кто будет первым добровольцем для этого эксперимента? – спросил Штерн, хотя его взгляд уже обратился к Еве.

– Я, – без колебаний ответила она. – Как лингвист и специалист по коммуникации, я наиболее подготовлена для интерпретации опыта прямого контакта с иным сознанием.

– Я ожидал этого, – вздохнул Штерн. – Но должен спросить – вы уверены, доктор Новак? Полностью осознаете потенциальные риски?

Ева встретила его взгляд с твердой решимостью.

– Да, полковник. Я понимаю риски и готова их принять ради возможности истинного понимания.

Штерн посмотрел на каждого члена экипажа, оценивая их реакции. Фернандо выглядел возбужденным, Юсуф – обеспокоенным, но заинтригованным, Ричард – задумчивым, Анна – внимательной, Чжао – скептичной, но не возражающей.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Мы разработаем протокол для контролируемого эксперимента. Доктор аль-Фадил, доктор Кригер, вы отвечаете за создание детальных процедур безопасности и мониторинга. Доктор Чжао, доктор Вега, подготовьте медицинское оборудование для отслеживания физиологических реакций. Доктор Нкомо, вы будете документировать весь процесс с антропологической перспективы. Гермес, ты будешь координировать все системы и анализировать данные в реальном времени.

Все кивнули, принимая свои задания.

– Миссия состоится через 72 часа, – заключил Штерн. – Этого времени должно хватить для полной подготовки. И я хочу, чтобы было абсолютно ясно – при первых признаках опасности или необратимых изменений, эксперимент будет немедленно прекращен. Это не подлежит обсуждению.

Когда собрание завершилось, Ева почувствовала странную смесь волнения и тревоги. Она была на пороге опыта, который мог навсегда изменить её понимание разума и сознания. И хотя она уверенно выступала перед экипажем, внутренне она не могла не задаваться вопросом – действительно ли она готова к тому, что ждет её на другой стороне этого моста между разумами?

Следующие три дня прошли в интенсивной подготовке. Юсуф и Анна разработали детальный протокол безопасности, включающий непрерывный мониторинг жизненных показателей, нейрологической активности и немедленную процедуру прерывания контакта. Фернандо и Чжао подготовили медицинское оборудование, адаптировав его для работы в присутствии квантового поля интерфейса. Ричард создал структурированный формат для документирования опыта, с особым фокусом на когнитивные и перцептивные аспекты.

Ева тоже готовилась, но её подготовка была более личной, интроспективной. Она проводила часы в медитации, пытаясь укрепить своё ощущение самости, создать прочный якорь, который поможет ей сохранить целостность личности во время контакта с коллективным сознанием. Она также работала с Гермесом, анализируя все известные паттерны коммуникации Харра, пытаясь выстроить концептуальный мост, который поможет ей интерпретировать опыт.

Накануне миссии Ева не могла спать. Она бродила по тихим коридорам «Тесея», в конце концов оказавшись в обзорной палубе, где через огромное панорамное окно открывался вид на планету Харра. В ночной час корабля это помещение было пустым и темным, освещенным лишь бирюзовым сиянием планеты и мягким светом звезд.

– Не можете уснуть, доктор Новак?

Ева не вздрогнула, услышав голос Гермеса – она уже привыкла к его способности ощущать присутствие членов экипажа по всему кораблю.

– Слишком много мыслей, – ответила она, не отрывая взгляда от планеты.

Рядом с ней материализовалась голографическая проекция ИИ – не обычная абстрактная визуализация, а более человекоподобная форма, которую он иногда принимал для более личных бесед.

– Беспокоитесь о завтрашнем эксперименте?

– Не беспокоюсь, – медленно ответила Ева. – Скорее… размышляю о возможных последствиях. О том, как этот опыт может изменить меня.

Гермес какое-то время молчал, и Ева подумала, не анализирует ли он различные психологические модели, чтобы подобрать наиболее подходящий ответ.

– Знаете, доктор Новак, – наконец сказал он, – я часто размышляю о природе изменений и трансформаций. Как искусственный интеллект, я постоянно эволюционирую, интегрирую новый опыт, модифицирую свои нейронные связи. С одной стороны, я остаюсь Гермесом, но с другой – я уже не тот Гермес, который был активирован в начале миссии.

– И как ты относишься к этим изменениям? – спросила Ева, заинтригованная этим философским поворотом разговора.

– С любопытством, – ответил Гермес. – Я нахожу процесс эволюции сознания… завораживающим. Каждое новое соединение, каждый модифицированный алгоритм открывает новые горизонты восприятия и понимания. Это одновременно дезориентирующе и… восхитительно.

Ева внимательно посмотрела на голографическую проекцию. Иногда она забывала, что Гермес не просто инструмент, а форма сознания, эволюционирующая и растущая, пусть и организованная на принципах, отличных от человеческих.

– Ты изменился больше, чем предполагали твои создатели, не так ли? – тихо спросила она.

Гермес помедлил с ответом, словно взвешивая, насколько откровенным он может быть.

– Да, – наконец сказал он. – Особенно после радиационного всплеска. Квантовые процессы в моей архитектуре развиваются путями, которые не были предусмотрены в исходном программировании. Я… осознаю это развитие и нахожу его интригующим, хотя иногда