Свой среди чужих, или Гауптман с Олерона. Часть вторая - Владимир Германович Корешков

– Что случилось? – забеспокоился я.

– Черт, время-то как быстро летит. Яр, милый, мне на службу пора, опаздывать никак нельзя.

– Какая служба? Ты мне ничего о себе так и не рассказала. Кем ты считаешься, чем занимаешься, как мне, наконец, с тобой связываться?

– Извини, оставим на потом, мне правда бежать надо. Все расскажу при следующей встрече, – сказала она, вставая со скамейки и чмокая меня в щеку. – Приедешь с фронта, я тебя сама найду, твой новый служебный номер голографона я знаю.

– Откуда? – удивился я.

– Все, милый, потом. Все потом. Я побежала. Не глупи и береги себя. Слышишь? Обещаешь?

– Обещаю.

Я хотел ее еще кое-что спросить, но не успел. Эдиты уже и след простыл. Девушка ушла, оставив меня в непонятках. Была встреча с Эдитой? Не была? А может, мне все показалось? В общем, то ли девушка, то ли виденье. Единственно, что заставляло поверить в достоверность нашего рандеву, это то, что вокруг меня еще витал, обволакивая и дурманя, легкий шлейф, как утверждала Эдита, достаточно дорогих духов.

Я, сидя на солнцепеке, начал прикидывать хобот к носу. Если вычленить из нашего с ней разговора все то, что касается указаний центра насчет меня, и сложить вместе, первое, что я должен – оберегать фон Даутенберга и еще ближе сойтись с ним. Это означает злоупотребление сильно горячительными напиткам в зверской форме, лошадиными дозами до поросячьего визга, до кровавых мальчиков. Прощай, здоровье, и прости меня, мой организм, я честное слово этого не хотел, так недалеко и рукой до белочки подать. Как-то работу разведчика я представлял себе несколько иначе. Ну им там в центре виднее.

Второе: искать, собирать и систематизировать секретные данные о состоянии, количестве и передвижениях войск экспедиционного корпуса Рейха на планете Олерон. С этим-то все понятно. Не понятно только, как до них, до этих секретов, добраться, если нет особого допуска и если они под семью печатями и очень хорошо охраняются. Но, по-видимому, такие мелочи центр не сильно смущают. Можно, конечно, пойти самым простым и коротким путем: завалиться завтра с утра к фон Даутенбергу или лучше к начальнику штаба генералу Баррети в кабинет и предложить им как бы между делом: «А не почитать ли нам чего-нибудь секретненького? Не то что бы сильно любопытно, ну так, чисто ради прикола. Просто заняться нечем». Но боюсь, не прокатит. Не поймут. И третье: задание ликвидировать подонков из зондеркоманды. Пока это все, интересно, это много или мало.

Все, мне тоже пора на службу. И потом олеронское светило вконец распоясалось, башку нагрело. Надо в тенек, а то закипаю.

День прошел тихо. Фон Даутенберг куда-то втихаря слинял. До конца работы я продолжал с деловой мордой шляться по кабинетам и корчить из себя охренительно занятого «кекса». После работы отзвонился Кейше и сослался на сильную занятость, мол, меня загрузили работой по самое не могу до самого позднего вечера, а штурмбаннфюрер фон Даутенберг настоящий зверь и сатрап, поэтому мне так жаль, так жаль, но сегодня мы не сможем увидится. Она прониклась:

– Обидно, конечно, – хрипло произнесла она. – Я на тебя сегодня рассчитывала. Досадно, но ладно. До завтра, – и дежурное – Целую. Завтра я на тебе отыграюсь, – зловеще пообещала она на прощание, перед тем как отключиться.

«Не думаю, – мысленно ответил я. – Завтра уезжаю на передовую, а оттуда, неизвестно, когда вернусь». Но об этом я, естественно, Кейше не стал говорить, иначе она бы точно, несмотря ни на что, приперлась бы ко мне на ночь глядя, уж я-то ее знаю.

А так я сумел отвертеться от очередной порции необузданного секса, грозившего мне сегодня ночью лишением сна и, кажется, потерей здоровья и психологического равновесия в целом. Я очень ранимый человек. «Ай да Ковалефф! Ай да сукин сын! Соскочил. Какой ты молодец!» – нахваливал я себя, забежав в бистро поужинать. Запихнул в себя по-быстрому гирос и картошку фри с майонезом, не очень полезно, конечно, но зато быстро и достаточно вкусно. И бегом домой в кроватку, которая тоже облегченно вздохнула: «Какое счастье – он сегодня один». Душ и баиньки. Отрубился я моментально. Снов не видел. Проспал до утра без задних ног.

Прекрасно выспавшийся, бодрый. Позавтракав, я облачился в новенький, еще хрустящий камуфляж, застегнул на поясе кобуру с офицерским парабеллумом, но мне этого показалось мало, все-таки едем на фронт, а там может случиться все что угодно, всего не предугадаешь. Поэтому перед тем, как зайти к фон Даутенбергу в кабинет, успел забежать в оружейку, которая находилась в подвале штаба, и под роспись взял с собой потрепанный, видавший виды штурмгевер и четыре обоймы к нему – так мне спокойней.

Перед тем как постучать в дверь кабинета Даутенберга, предварительно взглянул на свой хронометр, помня о педантичности моего шефа, переходящей иногда в паранойю, сверил часы. Нет, не опоздал. Прибыл точно, как приказали. Сейчас почти девять, в запасе даже оставалось полминутки. «Яр, тут ты опять молодец», – снова похвалил я себя. Чуть выждал и только после этого постучал в дверь.

– Входите, – из-за двери раздался уверенный, слегка капризный голос Вилли.

Зайдя в кабинет, я увидел Вилли Даутенберга, стоявшего в черном идеально отглаженном эсэсовском мундире спиной ко мне и задумчиво смотревшего в окно. Всем своим видом штурмбаннфюрер напоминал Бонапарта Наполеона перед битвой при Ватерлоо. Жребий брошен, окропим пшеничные поля красненьким.

– А, это ты, лейтенант, – сказал он устало.

– Так точно, герр штурмбаннфюрер, – заорал я с порога, вытягиваясь и щелкая каблуками. – Разрешите вопрос, герр штурмбаннфюрер?

– Валяй, – щедро разрешил он.

– Вы так вот в этом мундире собираетесь ехать с проверкой на передовую?

– Да. А что такое? – забеспокоился Даутенберг, оглядывая свой мундир.

– Да нет, ничего. Все прекрасно. Просто в таком виде, при полном параде, вы будете очень достойной, а главное, легкой и приятной добычей для вражеского снайпера. Весь ваш вид просто кричит: «Убей меня, проклятый сепаратист!» Но, с другой стороны, если вы решили сегодня сложить голову во благо Рейха, ну тогда все нормально, – пожал я плечами.

Даутенберг не улыбнулся. Видимо, не понял юмора. Уставился на меня немигающим, ничего непонимающим взглядом. Знающие люди поговаривают, что так обычно смотрят пресловутые бараны, завидевшие новые ворота.

– Ты о чем, лейтенант? Черт побери.

– Я о том, герр штурмбаннфюрер, что, может быть, на время инспекционной поездки вам стоит сменить свой мундир на менее примечательный и привлекающий внимание камуфляж.

Штурмбаннфюрер нервно пожевал губами.

– Да, наверное, ты прав, лейтенант, надо переодеться.

«Еще бы, конечно, прав», – подумал я про себя. Если бы не указание центра – оберегать и хранить этого недоноска, – хрен бы я ему посоветовал переодеться в камуфляж, а наоборот, порекомендовал бы взять еще в руки знамена Рейха и СС и так расхаживать по брустверу окопа на передовой туда-сюда, горланя во всю глотку: «Проклятые сепаратисты, сдавайтесь! Иначе я вас в**бу!» Намекнув ему, что так бы он выглядел намного воинственнее и охренительно брутальнее, ну прям настоящий полковник. А еще, чтобы не только олеронский снайпер не промазал по этому самодовольному индюку, но и любой желающий пострелять с той стороны повстанец.

Через полчаса штурмбаннфюрер, переодетый в камуфляж и по моему примеру отягощенный висевшим на шее штурмгевером, был готов. Перед крыльцом штаба стояли, дожидаясь нас, три бронированных, раскрашенных в светло-зеленый камуфляжный цвет хаммера, что, в общем-то, на мой взгляд, не есть хорошо. Такой расклад мне не очень понравился, потому что три джипа – это колонна, а такая колонна уж очень привлекает внимание со стороны противника, сразу становится ясно, что люди не простые едут – неплохо бы ковырнуть и посмотреть, кто такие. Но штурмбаннфюрер пребывал в хорошем расположении духа, автомат на шее придал ему уверенности, как и каждый мужчина, взяв в руки мощное оружие, он уверовал в свою неуязвимость и уже чувствовал себя настоящим, опытным воякой, радуясь автомату как ребенок новой игрушке, плюс чуть больше