Фантастика 2025-167 - Алекс Войтенко

Ведь в нем останется Зверь.

— Не соблазняй, дьявол! Я прибыл сюда уничтожить кровавый свиток, — отрубил Чернововк. – И я прошел слишком долгий путь, чтобы отступить.

— Тогда довольно болтовни.

Характерник сжал кулаки.

– Сделаем это!

Причудливые символы задрожали от силы его призыва.

– Сделаем.

Фигуры сдвинулись с места. Закрутились, выстроили сложный длиннющий узор... Распались. Снова начали кружить, сообщаться, пока не вывели новую причудливую картину... Распались. Зрелище завораживало: Северин с трудом оторвал глаза, чтобы проследить за Гаадом.

Тот медленно спустился вниз. Коснулся земли, опустился на колени. Нежно провел руками по земле, зачерпнул ладонями пригоршню пепла и высыпал себе лицо.

Символы взвились, как мальки в пруду, все быстрее вырисовывая новые узоры и так же молниеносно распадаясь на обломки.

Длинные пальцы погрузились в кожу, словно в молоко, беззвучно разорвали грудь. Выдернули из белых внутренностей что-то, покрытое красноватой слизью. От такого зрелища Чернововк стиснул зубы, но Гаад не издал ни звука. Двигался, будто не чувствовал боли.

Слизь обернулась багровой пыльцой и осыпалась. Подброшенный вверх свиток освобожденной птицой взметнулся к небесам. Гаад хлопнул в ладоши, и на стремительно раскручивающемся полотнище засияли бесчисленные кровавые подписи. Вокруг потянулись, зазвучали знакомые нити калиновых мостиков. Причудливые узоры, только что бурлявшие, сразу остановились, словно после долгих поисков обрели окончательную форму — длинную, непостижимую фигуру, объединившую все элементы потусторонней гармонией. Купол сияющих нитей с свитком покрывал ее беспорядочными росчерками.

Северин увидел, что из полых грудей Гаада к свитку тоже тянется — не нить, а настоящая кровавая линь.

- Готов?

Волчья тропа привела сюда. Сделала сообщником с хозяином кровавого соглашения. Круг заперся.

- Готов.

Палец удлинился, коснулся его между глаз, и свет мигнул.

Северин вдохнул.

Гаад исчез; из груди же сдержали две нити — одна была тонкая и знакомая, а другая походила на волнистую здоровенную пиявку, пытавшуюся взлететь в небо.

Других изменений не ощущалось.

— Это было удивительно легко.

Говори за себя.

Призрачные узоры выглядели иначе: теперь из них состояла знакомая картина — древний город с тонкими башнями и мостиками, которые превратились в забитые до отказа трибуны, собравшиеся вокруг каменного круга...

Человеческое тело отвратительно.

– Теперь оно твое.

Власть остается за тобой. Свобода воли, которую люди вроде бы ценят.

– Спасибо. Что теперь?

Оставшийся в одиночестве камень подплыл и упал прямо в руки.

Глотай сердце.

- Ты говорил, что...

Я говорил о насильственном толкании в глотку. Глотай.

- А разве тогда...

Ты собираешься рассказать мне о сущностях моего народа и их взаимодействиях?

Он взвесил на ладони зеленый камешек, померенный черными волнами. Эней заплатил за него жизнью...

Жри уже!

На вкус малахит напоминал сочные листья, которые оставили после себя кисловато-свежее послевкусие. Северин проглотил, зажмурился в предчувствии перемен...

И чего ты ждешь?

— Симеон после этого вел себя как бешеный.

Ибо Первый овладел им, а твое тело принадлежит тебе. Просто делишь его со мной.

— То есть леший...

Я выпил его силу. Она растворена в тебе, то есть у нас. И теперь ждет выхода.

— Следовательно, нужно ее выпустить.

Эта цепь сама по себе не разорвется.

Он коснулся кровавой нити. На этот раз его палец не прошел насквозь, а нащупал... Гигантскую жилу? Живой луч? Пуповина сделки пульсировала теплом, и от прикосновения в груди стало щекотно. Свиток встрепенулся и взлетел выше.

Время пришло.

Там, где раньше плавал малахит, Чернововк увидел знакомый нож. Удобная рукоятка, совершенный вес, отличный баланс. Лезвие чистое и блестящее, будто никогда не пробовало крови.

— Не думал, что погибну так... Не в бою. От своей руки.

В отличие от других ты увидишь, чего этим достиг. Разве не такого финала желает любой человек?

– Я желаю умереть без постороннего голоса в голове. Поэтому сделай милость и замолчи.

Гаад не ответил.

Северин остался в одиночестве с мыслями. Он должен был роскошь выбрать время смерти и не спеша вспомнить пройденный путь, пожалеть о невоплощенном, собрать вместе последние слова, которые подытожят пройденный путь — все, как положено...

Ничего не упоминалось. Ничего не собиралось.

О чем он размышлял, когда Ярослава Вдовиченко угрожала его убить, и он впервые осознал свою смертность? Забыл.

А когда они столкнулись с борзыми у имения Чарнецкого, и шансов на победу не было? Кажется, тогда он вообще не думал.

А когда Гадра... Нет. Все зря.

Северин стоял на пороге смерти, а вспоминались только те самые, заученные когда-то давно строчки.

... Тело мое готово... воля моя незыблема... сердце мое ждет...

Удивительный узор колебался красным маревом. Отовсюду смотрели тонкие удлиненные тени, наблюдавшие безмолвно сквозь время и посмертность. Неужели это от них Гаад убегал к уютным иллюзиям?

...Между войной и миром... подлостями и добродетелями... между адом и раем...

В крови плескалось зелье. Он перехватил нож удобнее. Одно движение, один удар.

Удар, уничтожающий проклятие. Ярема, Максим, все другие выжившие сироманцы вернутся к простой жизни. Разве велика цена?

...Не наклонившись... не оглядываясь... не опуская взгляда...

Заставил себя посмотреть на острое острие. Силой воли унял дрожь руки. Этой рукой он убил бессмертного Темуджина. Этой рукой он убьет Гаада.

Убьет себя.

Извини, Оля. Я провинился перед тобой. Хочу верить, что, несмотря ни на что, мы встретимся... Хотя бы в другом теле. Хотя бы в другом мире.

Пусть твоя тропа будет легче! И значительно, гораздо длиннее.

А моя подошла к концу.

– Я иду.

Северин выдохнул.

Показалось, что не серебряный нож, а черный клинок пронзает его сердце.

Боли не было.

О чем ты сожалеешь, человек?

— О том, что не увижу взросление дочери.

Ее ждет долгая и непростая жизнь. Но она не забудет ни тебя, ни жену.

– Откуда тебе знать?

Поглощенная сила предвещает.

– Почему ты рассказал?

Моя благодарность. Твое утешение.

– Спасибо.

Теперь смотри.

Северин, освобожденный от оков, взмыл над землей. Или летел Гаад? Неважно. Какое прекрасное чувство полета...

Пробудитесь!

Свиток пылал зеленым пламенем. Кровавые подписи горели, их нити разбухали, сменили красный свет на зеленый, а потом все вместе оборвались, словно разрезанные струны. Вот и все, подумал Северин.

Проклятие сероманцев исчезло.

Безумная сила вонзилась в него, пронизала льдом, наполнила сиянием - и волей Гаада они обернулись большим летучим змеем. Могучее тело разорвало застоявшийся воздух, чешуйчатым копьем пронеслось над скалами и озерами мрака, промелькнуло над черными пустынями и извитыми рощами, остановилось у нескольких дубов, росших рядом.

Увольтесь!

Голос Гаада, голос Северина, голос змея раздался громом.

Стволы вздрогнули.