Красная земля - Тим Волков

Хотя, всяко бывает, может, это и вовсе никакой не Рябинин…

— Он говорил по-французски?

— Нет, по-русски… Он сказал — так ему удобнее, когда мама начала по-французски.

— Юра… Твоя мама ведь образованная женщина… Она не хотела бы поработать в школе? — неожиданно поинтересовался доктор. — Ну, пока вы не уехали… Понимаю, надо спрашивать Веру Николаевну, не тебя… Но, ты не мог бы у нее узнать?

— Хорошо, спрошу… — улыбнувшись, кивнул подросток.

Смеркалось. Простившись с пареньком, Иван Палыч, поеживаясь от редкого ветра, направился в уисполком — здесь было рядом. По пути еще можно было заглянуть в уездное отделение милиции, в штанном расписании которого значился только один начальник — Василий Петраков. Все остальные сотрудники приглашались на добровольной основе, никакой штатной структуры в органах рабочей милиции не было. По-сути — самодеятельность. Хорошо, хоть Гладилин это все понимал и даже здание для отдела милиции выделил! Так уже и называли — отдел. Везде было по-разному — где-то все понимали, где-то — нет… Новый мир только еще строился, а старый был во многом отринут.

Иван же Палыч хотел, чтобы…

Чу!

Впереди что-то громыхнуло! Потом еще…

Выстрелы!

Целая перестрелка…

— Хорошо, что наган с собой, — на ходу подумал доктор. Ноги сами собой несли его к уездному отделу рабочей милиции!

Глава 18

Пригнувшись, Иван Павлович пулей пролетел последние метры до здания милиции. Укрылся за углом здания напротив. Мысль о Рябинине первой вспыхнула в мозгу. Это он! Это точно он! Ловушка сработала! Алчность и авантюризм афериста взяли верх над осторожностью. Значит Шнырь не подвел, и в самом деле рассказал все, как нужно, не выдав их!

Но все же Иван Павлович ожидал ночной кражи, тихого проникновения под покровом ночи, а не этого — дерзкого, почти военного штурма посреди бела дня! Кажется, Рябинин уже окончательно потерял связь с реальностью и почувствовал себя королем мира — то на броневике он, то стреляет в центре города у милицейского участка. Но ничего, быстро охладим его пыл! И за все спросим — и за детей, и за больных сибирской язвой, и даже за Ростовцеву, которую он так коварно обманул.

Доктор пробежал к двери отдела, юркнул в распахнутую дверь.

Внутри царил хаос. В воздухе пахло порохом. Стекло от разбитых окон хрустело под ногами. В приемной никого не было, но откуда-то из глубины, из кабинета Петракова, доносились приглушенные выстрелы, крики и грохот падающей мебели.

Там!

Иван, не раздумывая, ринулся на звук. Стреляя и прикрывая себя, он ворвался в кабинет и замер на пороге.

Картина была сюрреалистичной. Василий Петраков, бледный, окровавленный, опираясь одной рукой на опрокинутый стол (а заодно и укрываясь за ним), другой стрелял из маузера. Его противник прятался за массивным сейфом. Это был Рябинин. Иван узнал его по манере двигаться — ловко, по-кошачьи, с каким-то издевательским изяществом.

На полу, возле распахнутой дверцы сейфа, валялись несколько холстов. Те самые картины. Рябинин успел их вытащить. Да видимо нарвался на вошедшего Петракова. Прижали афериста!

Увидев Ивана, Рябинин не удивился. Его глаза, холодные и насмешливые, блеснули из-под кепки.

— А, доктор! Вовремя! — крикнул он. — Помогите уговорить товарища начальника — он какой-то несговорчивый! Я ведь только за своим пришел. Сувенирами на память.

— Вражина! — прохрипел Петраков и дал еще один выстрел. Пуля отрикошетила от сейфа, звонко ударив в стену.

Рябинин даже не вздрогнул.

— Нервы, Василий, нервы. При таком раскладе долго не проживешь. Обратись к доктору, он тебе поможет. Поможете, Иван Павлович?

— Рябинин! — резко крикнул Иван, делая шаг вперед, вскидывая оружие. — Брось револьвер! Ты окружен! Кончай этот цирк!

Рябинин в ответ лишь оскалился. Его взгляд скользнул по картинам, валявшимся у его ног, потом по лицам милиционеров, что укрылись за дверьми. Он понимал, что проиграл. Но сдаваться не собирался.

— Цирк только начинается, доктор, — просипел он, и его свободная рука резким, отработанным движением рванула за пояс.

Иван первым понял, что сейчас произойдет.

— Граната! Ложись! — заорал он, бросаясь на Петракова и пытаясь свалить его за массивный дубовый шкаф.

Но было уже поздно.

Что-то полетело в центр комнаты. Расчет был прост — не убить, а создать хаос.

— Все на пол!

Милиционеры в дверях инстинктивно отпрянули.

Грохот был оглушительным. С потолка посыпалась штукатурка, со стола свалилась пишущая машинка, воздух наполнился едкой, удушающей взвесью пыли, дыма и запаха гари. Осколки табуретки, развороченной взрывом, со свистом впились в стены.

Иван, оглушенный, на мгновение потерял ориентацию. В ушах зазвенело, а в глазах все поплыло. Вот ведь черт! Под пулями ходил, от ножей уклонялся, а вот чтобы граната… это впервые.

Доктор откашлялся, пытаясь выдавить из легких дым. Пару раз отвесил себе пощечину — чтобы скорее прийти в себя.

— Держать его! Уходит! — прорычал кто-то сквозь кашель. Это был Петраков. Он, весь в белой пыли, словно призрак, поднялся на одно колено, целясь из маузера в облако дыма, где секунду назад стоял Рябинин.

Но афериста там уже не было.

Он использовал эти секунды замешательства с хладнокровной гениальностью отчаяния. Пока все падали и закрывались от осколков, он не стал прорываться к дверям, где уже оправлялись милиционеры. Вместо этого он рванул к маленькой, почти игрушечной форточке, ведущей в глухой задний двор. Она была забита гвоздем на зиму, но на это он плевал.

Схватив тяжелый дубовый табурет, оставшийся чудом целым, он с силой, нечеловеческой для его щуплой фигуры, запустил его в стекло. С треском и звоном рама вместе с гвоздями вылетела наружу, открывая узкий лаз. Туда аферист и прыгнул.

— Стой! — крикнул Петраков и выстрелил.

Пуля ударила в стену в сантиметре от головы Рябинина, осыпав его кирпичной крошкой. Тот даже не оглянулся.

Петраков выругался и начал оседать, держась за грудь.

— Лови его! — закричал Иван, вскакивая на ноги и пулей вылетая из кабинета. Он видел лишь мелькающую тень, уже перемахивающую через задний забор.

Ярость и азарт погони затмили все. Он должен был его догнать. Должен!

Не уйдет, аферист!

Доктор рванул через ограду.

Но не пробежав и пары десятков метров, вдруг почувствовал, что его нога стала будто бы ватной и странно горячей. А потом и вовсе подкосилась, не слушаясь, и доктор едва удержался, ухватившись за дерево.

Что за черт?

Он посмотрел вниз. Его правый сапог был разорван чуть выше щиколотки. Из