Сага о Головастике. Кристальный матриархат - Александр Нерей

— А чего ещё у мальчиков не бывает? — спросил я и засунул фляжку за пояс.

— Могилок, — еле выговорил ребёнок и всхлипнул.

— Как это? — не поверил я в такую чушь. — Куда же их девают, когда… Когда их время выходит?

— В топку. В крем… Тори… — начал вспоминать Димка заумное слово.

— В крематорий? Не шутишь? — обомлел я от очередной пугающей новости. — Это же не по-христиански, когда к предкам на могилу не пускают.

— Мужчин всех сжигают, пока пустого места не останется. У мамки за керосин… Или уголь? За бензин денег кучу забрали.

— Не верю. Стреляйте в меня из арбалетов, не верю в такое. А тёток в могилах хоронят? — уточнил, на всякий случай.

— Конечно. Попадьи говорят, что могила только у Богоматери была. Потому что Иисус воскрес, и могилы у него не стало. У мужчин другая дорога на небо. Только воскреснуть остаётся, если не хочешь в крематорий, — рассказал Димка страшные вещи детским голосом и недетскими словами.

Я сел на пол, ошалев от услышанного и позабыл всё, что только что собирался делать. Димка присел рядом, и я, наконец, осознал, что и он тоже, не пойми во что одет, в точности, как и я.

Так мы сидели, прижавшись друг к дружке, пока я справлялся с новыми известиями и лихорадочно рассовывал их на полки давно увеличившегося склада в голове.

— Обещаю, что обязательно поставлю где-нибудь подальше от твоих тёток, домкомов, попадей и продавщиц, если не настоящий памятник, то уж большой-пребольшой крест точно. Как у православных предков в моём мире. Такой большой, что его будет видно из окна твоей квартиры. Будешь глядеть на него и вспоминать папку. И все мальчишки будут смотреть на него и молиться Богу за души своих отцов, дедов, дядек, братьев. Слово даю. Верь мне, — обещал я Димке.

Обещал, а у самого ручьями текли слёзы, норовя напоить собой валявшуюся под ногами двухметровую палку, которую принёс из далёкой юго-западной страны. Принёс, как новое оружие, не только против зла, а ещё и против несправедливости, царившей в женских мирах по отношению к моему мужскому полу.

— Поставь его на Фортштадте, — предложил Димка.

Он вскочил на ноги и выбежал на лоджию, где начал искать глазами место для установки обещанного мною креста.

— Не слишком далеко будет? — засомневался я.

— И пусть. Там они до него не доберутся. А я, если что, подойду к Кубани и рассмотрю его, как следует. Потом буду отсюда смотреть в ту сторону и, даже если не видеть, то уж точно знать, что он там стоит и про папку напоминает, — дрожа от прохладного воздуха, а может от волненья, скороговоркой объяснил Настевич, как всё будет, когда моё обещание исполнится.

— Ладно. Для этого мне сначала в туалет надо, — испортил я тожественность момента, а потом уточнил: — Умыться и кое-что отчеканить. А ты выбери что-нибудь для готовки завтрака.

— Иди уже. Понос твой конопляными семенами лечить надо, — прописал мне терапевт Димка. — А с веточкой, что делать будем? Она же не простая, а, как и твой крестик, волшебная.

Я замер на выходе из комнаты, как столбик, вбитый в сырую землю здоровенной кувалдой.

— Палка как палка. Мне её библейское деревце подарило. Сказало обереги из него для тебя и мамки твоей сделать. Веришь?

— Теперь тебе столяра искать нужно. Ты же про крест не шутил? Он и с оберегами поможет, — серьёзно рассудил пятилетний ребёнок, а я и уши развесил от удивления.

— Ты тоже, получается, головастик, — пришла мне в голову неожиданная мысль, и я вернулся на лоджию.

— Кристалия, можно мне твоего мальца к посредничеству приобщить? Он потолковей меня будет. Видишь, как рассуждает. Тебе на благо вырастет. Он всё понимает, всё видит. Подготовить мне его в посредники, или рано ещё? — закончил я монолог, но от мира ни ответа, ни привета не получил.

Собрался идти в ванную и уже там звать Кристалию с просьбой о раздваивании серебрянного рублика, но увидел плывущую навстречу Стихию миниатюрного роста, которая смеялась и махала Димке ручкой, зазывая его в другую комнату.

— Иди уже, — прикрикнул я на разинувшего рот мальца, который увидев невероятное зрелище, замер в испуге. — Она хорошая, хоть и девчонка.

Я прошёл мимо него в туалет, а он так и остался стоять и моргать, не решаясь даже дышать, не то что слово молвить или идти на зов привидения Стихии.

— Спасибо за Димку, Кристалия. Надеюсь, не подведёт тебя и маму Кармалию. А если что, пусть думает, что всё приснилось, — сказал я миру и попросил помощи в раздваивании монет: — Помоги с серрубликами. Мне их столько надо, что никакой лечебной воды не хватит.

— Сюда подойди, — вместо Кристалии потребовал Димка из зеркала.

— Опять на юго-запад? — хохотнул я нервно, перепугавшись неожиданного поворота дел.

Но в зеркале никакого отражения, даже моего собственного, не было, а имелась обыкновеннейшая картинка, точно, как в телевизоре «Рекорд», только показывавшая улицу Черноморскую, а не программу «Время».

— Смотреть или звук слушать? — задал я глупый вопрос.

— Смотри, — приказал детский голос.

Я потёр уши, затем глаза, и всмотрелся в картинку, которая тут же ожила. Вид улицы приблизился и показал тот самый двор, в который я так легкомысленно забрёл в Маринии.

Из калитки вышла старуха, оказавшаяся впоследствии ведьмой. Она была зрячей и довольно шустрой. Старуха осмотрелась по сторонам, прижала к груди какой-то свёрток и заторопилась в сторону железной дороги.

Изображение плыло за бабусей и показывало её сверху и сзади. Она дошла до железнодорожных путей, ещё раз огляделась, и в одном прыжке перескочила сразу через четыре железнодорожные колеи. Потом старуха два раза кувыркнулась, как заправская акробатка, и припустила бегом в сторону высоченных акаций-гледичий, росших вокруг пустыря, на котором в моём мире построили папин Завод Испытательных Машин.

Завода в этом мире пока не было, и бабка прямиком пошла к акациям. Потом она выбрала место под деревом и, топнув ногой, пробила в земле глубокую ямку, в которую опустила свёрток. Затем ведьма взмахнула рукой, и ямка сама засыпалась землёй. Бабка ещё раз осмотрелась и вышла из поля картинки на зеркале, а вид с акациями остался.

— Смотри, куда