Сага о Головастике. Кристальный матриархат - Александр Нерей

— Еще чеканить будем, — напомнил я миру, когда мы влетели в лоджию и приземлились.

Не успел поблагодарить Кристалию, как вдруг перед глазами встал парнишка с женским отчеством Ольгович.

— Э-хе-хе. Спасибо, что напомнила, — вздохнул я и стукнул себя ладошкой по лбу за забывчивость. — Сейчас разберусь с покупками, и полетим за капустой, — пообещал миру.

— Распаковываемся или ужин придумаем? Может, яичницу с луком сварганим, а оставшейся картошкой заполируем? — спросил я грустного сиротку, которому и покупки, и полёты стали не в радость.

— На шее у тебя что? — обиженно спросил мальчишка и ушёл в ванную.

— Кукиш с маслом, — отшутился я, но на всякий случай рукой потянулся и проверил.

«Мать честная. Крестик. Причём, деревянный. Ещё и на бусинах, нанизанных на нитку. Откуда такое чудо?» — просто ошалел я от такой новости.

— Димка, я не знаю, кто и когда мне его надел. Честно-честно. А ты не знаешь? — крикнул я ребёнку. — Хочешь, я тебе его отдам?

— Лучше мне и мамке такие купи. Чтобы мы тоже защитились Божиим светом от ведьмы, — строго выговорил Димка тоном, не допускавшим и мысли о несогласии.

— Кабы знал, кто мне такой подарок сделал, — вздохнул я.

Неожиданно перед глазами появились искрившиеся зелёные глаза Стихии. Потом они несколько раз озорно моргнули и исчезли.

— Васильевич, — заверещал Димка из ванной.

— Наконец ты хоть как-то ко мне обратился, — обрадовался я.

— Это я из-за зеркала, — прибежал из ванны перепуганный ребёнок и с разгона запрыгнул мне на руки.

— Доложи, как мужчина, — начал я допытываться, когда он перестал трястись. — Что ты в нём увидел? Может, показалось?

— И голос показался? Я сам себе из зеркала сказал: «Когда Васильевич сделает доброе дело, тогда мы отблагодарим его. Будет у тебя всё, что хочешь». Я бы такого не придумал, — заявил Димка.

— Отражение? Может, это твоя душа была? Но «мы отблагодарим»? Не душа. Кто тогда? Ведьмы так не разговаривают, всё больше ругаются на чём свет стоит. Ты ничего не перепутал?

— Честное слово, — побожился Димка, но я до конца не поверил в его фантазии.

— Со мной тоже зеркало разговаривает. В этом ничего страшного нет. Только никому об этом не рассказывай. Даже мамке. А в то, что ты себе говоришь из зеркала, верь. Бывает, душа так общается, бывает, мир в котором живёшь. Если сказали тебе, что я доброе дело сделаю, значит сделаю. Не сомневайся. А пока, марш спать. Только переоденься сначала. Завтра, когда мебель ждать будем, всё постираем. Договор? — закончил я разговор и собрался в Закубанье.

— У меня ничего чистого не осталось, — пожаловался ребёнок.

— Что же ты молчал? Я ему капусту с макаронами покупаю, а он голый и босый. А зимние вещи у тебя есть?.. Хотя, ладно. Завтра обо всём поговорим, а сейчас ты спать, а я за капустой.

— А меня на дирижабле покатаешь? — выдал Димка шутку, но сам не засмеялся.

— Мы с тобой целый день на нём катались. Или ты не понял? Нет никакого дирижабля, и никогда не было. Это мир твой нас холит и лелеет. Дирижабль. Скажи тётеньке миру спасибо за всё, и бывай.

— Спасибо, тётенька мир. Спасибо за помощь мне и мамке, — торжественно выговорил ребёнок и поклонился в сторону открытой двери на лоджию.

В то же мгновение в дверь влетел порыв тёплого ветра, расшевеливший бумажные свёртки наших покупок и заполнивший квартиру ароматом цветов.

— Чувствуешь тепло и запах цветов? Это тётенька мир ответила на твою благодарность, — вымолвил я с щемящим чувством благодарности и миру, и Димке.

— Чувствую, — пролепетал Димка.

— Не только зеркала с тобой разговаривают, а уже целые миры. Только никому ни-ни. А как случится что-нибудь хорошее, так сразу благодари мир. Можешь её по номеру назвать. Она у тебя двадцать вторая, — подбавил я чудес мальчонке, чтобы не расстраивался после говорящих отражений и цветного воздуха.

— Спасибо тебе, двадцать второй мир, — снова поблагодарил Димка и, получив в лицо ещё один тёплый заряд, устроился в свою кроватку.

* * *

«Что-то напутал», — решил я, когда кружился в вечернем небе над горой из мешков, наполненных капустой. По моим прикидкам эта гора находилась в том самом месте, о котором я сговаривался с Ольговичем, и к которому меня доставила Кристалия.

— Ладно, спускаемся, — попросил я, когда увидел пару мужичков в фуфайках спавших рядом с мешками на ворохе соломы.

Приземлился и шумно пошагал к горе, охраняемой фуфайками, в надежде на их скорое пробуждение. Но сразу же замер, когда увидел отдельный холмик из мешков, мешочков, пакетов, жестянок и прочих банок, явно предназначенный нам с Димкой.

Подошёл, внимательно всё ощупал и убедился, что это и есть предоплаченный заказ.

— А господа в фуфайках, значит, ожидают попутный дирижабль к центральному рынку? — громко пошутил я, но мне никто не ответил.

Собрался уже просить Кристалию о доставке покупок на лоджию, как вдруг чувство жалости к нелёгкой доле рабочих лошадок женского мира закралось в меня и растеклось раскалённым маслом по жилам.

«Может, помочь им с доставкой?» — подумал я.

А Кристалия сама подняла гору мешков и замерла, ожидая команды, куда доставить товар.

— На центральный рынок, но так, чтобы никто не видел, — не нашёл я, что ещё можно придумать с упакованной капустой.

Громада мешков двинулась в сторону центра города, а я забеспокоился о мужичках.

— Их тоже перенеси. И Ольговича к ним добавь. Только чтобы он на рынке проснулся и охранял капусту от лихих людишек. Спасибо за доброе дело!

Я побежал за улетавшей капустой и мужиками, которые вместе с сеном помчались следом.

— И на рынке чтобы никто ни ухом, ни рылом! — кричал я и продолжал бежать, пока не сообразил, что Кристалия никуда вместе с капустой не улетела.

Вздохнув с облегчением, попытался унять волнение от события, которое так прямо и говорило: «То ли ещё можно наворочать, пользуясь благосклонностью мира».

— Огромное спасибо тебе, Кристалия, за науку и терпение. За снисхождение к малолетнему неумехе. Снеси меня, пожалуйста, вместе с покупками