Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

– Переодевайтесь скорее в сухое, девоньки, а не то схватите насморк и я на вас все свои снадобья изведу! – Латис, которая сама была слишком стара, чтобы ходить в лес за травами, засмеялась кудахтающим смехом и подтолкнула послушниц к двери. – Да только смотрите, потом возвращайтесь: все, что вы мне принесли, нужно перебрать и разложить на просушку, а не то травы сгниют и все труды ваши пойдут прахом.

Растершись докрасна, Миэллин и Эйлан вернулись в кладовую. Это помещение находилось сразу за кухней: благодаря тому, что за стеной топились печи, здесь было тепло и сухо; со стропил гирляндами свисали пучки трав. Под ними покачивались и неспешно поворачивались туда-сюда неглубокие плетеные лотки: на них раскладывали на просушку корни и листья. Вдоль одной стены тянулись полки с расставленными на них глиняными горшками и кувшинами, а вдоль другой стены выстроились мешки и корзины с уже готовыми к употреблению травами, аккуратно помеченные знахарскими печатями. В воздухе разливался резкий пряный запах.

– Ты ведь Эйлан, так? – Латис близоруко вгляделась в нее. Про себя девушка подумала, что морщинистая старуха и сама похожа на иссохший корень. – Помоги нам Богиня, они с каждым годом все моложе и моложе!

– Ты про кого это, матушка? – переспросила Миэллин, пряча усмешку.

– Да про девочек, которых отряжают служить жрице-Прорицательнице.

– А я ей говорила, что ее скоро пошлют обучаться к Владычице Вернеметона, – подхватила Миэллин. – Ну что, Эйлан, теперь-то ты мне веришь?

– Да я в твоих словах и не сомневалась, просто мне подумалось, что выберут кого-нибудь постарше и поопытнее меня.

– Кейлин на это сказала бы, что слишком ученую прислужницу к Лианнон не допустят: а то вдруг эта умница начнет задавать слишком много неудобных вопросов. А если Верховную жрицу заставить задуматься о том, что такое она делает, чего доброго, ее прорицания не всегда будут совпадать с интересами и целями друидов.

– Миэллин, замолчи! – воскликнула Латис. – Ты сама знаешь, нельзя такое говорить – даже шепотом!

– Я говорю правду, а если жрецам это не по нраву, я спрошу их, по какому праву они заставляют меня лгать. – Но голос девушка все-таки понизила. – Эйлан, осторожно – у тебя корзинка наклонилась! Мы столько сил и времени потратили, собирая эти листья, – еще не хватало вывалить их на пол, чтоб запачкались!

Эйлан перехватила корзину понадежнее.

– Некоторые истины не должно облекать в слова – тем более во всеуслышание, – назидательно произнесла Латис.

– Да, так говорят, – не унималась Миэллин, – и, как правило, это как раз те истины, о которых надо бы кричать на всех углах.

– В глазах богов это, возможно, и так, – отозвалась старуха. – Но ты не хуже меня знаешь, что здесь всем заправляют не боги, а мужчины.

– Что ж, если правду нельзя говорить в стенах, возведенных друидами, тогда где же, во имя всех богов, ей место? – твердо стояла на своем Миэллин.

– Одним богам то ведомо! – вздохнула Латис. – Я дожила до седых волос, потому что занималась своими травами и в другие дела не лезла; и тебе то же советую. Травы, во всяком случае, не лгут.

– Эйлан такого выбора не дано, – промолвила Миэллин. – В ближайшие шесть лун ей предстоит неотлучно находиться при Лианнон.

– Оставайся верна себе, дитя. – Старая Латис взяла девушку за подбородок, не давая ей отвернуться. – Если ты знаешь собственное сердце, то у тебя всегда будет хотя бы один друг, который не обманет и не солжет.

Жрица сказала правду. С приходом следующей луны Эйлан отвели к Лианнон и познакомили со сложным церемониалом сопровождения Верховной жрицы на людях – то есть всякий раз, как Лианнон покидала свое жилище в Лесной обители. Девушка научилась облачать Лианнон для праздничных церемоний, что оказалось куда сложнее, нежели выглядело на первый взгляд, ведь с началом обряда никто не имел права коснуться жрицы даже кончиком пальца. Девушка разделяла с Лианнон долгое ритуальное затворничество, в течение которого Верховная жрица готовилась к таинству, и после ухаживала за изнемогшей Прорицательницей, ведь обряд отнимал у нее все силы.

Тогда-то Эйлан и узнала, сколь дорогой ценой платит Лианнон за благоговейное уважение и почести, которыми окружена. Боги взыскивают сполна с той, что дерзает говорить от их имени. Сама Лианнон порою бывала и забывчивой, и рассеянной, но когда она облачалась в одежды Прорицательницы, на нее нисходила некая потусторонняя сила. Эйлан поняла, что Лианнон была избрана не столько за твердость воли или за мудрость, сколько за то, что, когда нужно, она умела отрешиться от собственного «я».

Сбрасывая свою человеческую суть вместе с повседневным платьем, Лианнон всецело открывалась Богине, и Богиня вещала ее устами. В эти мгновения она и впрямь была великой Жрицей – больше, чем человеком, думала Эйлан. А платой за то, что она становилась вместилищем для такой великой силы, были муки телесные и душевные, и Эйлан с каждым днем проникалась все большим уважением к Лианнон, видя, как она платит эту цену, ни о чем не жалея – или, во всяком случае, не жалуясь.

Сопровождая Лианнон, Эйлан впервые покинула Лесную обитель и вышла за пределы окрестного леса. Именно тогда девушка осознала, насколько изменили ее последние несколько недель. Даже Дом дев показался вдруг чужим и далеким. Когда новоприбывшие послушницы разбежались в разные стороны, уступая ей дорогу, она едва скользнула по ним взглядом и лишь потом поняла, что девочки почувствовали в ней ту же нездешнюю безмятежность, что сама она видела в Лианнон.

Наверное, этот праздник летнего солнцестояния ничем не отличался от всех прочих. Эйлан уже много раз доводилось видеть и Игрища, и ярмарку, и громадный костер в честь Солнца. Но после стольких месяцев, проведенных в уединении Лесной обители, неумолчная болтовня и гомон резали ей слух; девушка чувствовала, что задыхается от едких запахов людского пота и лошадей. Даже яркие ткани навесов, воздвигнутых торговцами над прилавками, раздражали Эйлан.

В день середины лета мужи выходили помериться силой в состязаниях, дабы позабавить богов и людей и даровать силу будущему урожаю. Эйлан равнодушно наблюдала за борцами и бегунами: потные тела участников казались отталкивающе грубыми и уродливыми. Сейчас у нее в голове не укладывалось, как она могла когда-то мечтать о том, чтобы возлечь с мужчиной.

Победителя Игрищ увенчали летними цветами и проводили на почетное место. Вспоминая все то, что она узнала о Таинствах, Эйлан смотрела на происходящее новым взглядом. В час нужды, а в некоторых племенах и раз в семь лет, на глазах