Лесная обитель - Мэрион Зиммер Брэдли

– Я призвал для тебя попутный ветер, – сказал он разбойнику. – Если боги к тебе благосклонны, ты вернешься на Эриу. Так стань нашим посланником и передай от нас своим соплеменникам: если вы снова явитесь на здешние берега, такая же участь ожидает всех и каждого, – свирепо докончил Арданос.

Видение погасло. Эйлан, вся дрожа, в изнеможении откинулась назад. Ей еще не приходилось видеть настоящей битвы, и девушка преисполнилась ужаса – и однако же испытала свирепую радость, видя, как разбойники гибнут один за другим. Ведь кто-то из них убил ее мать и, может быть, маленькую сестренку и поджег дом, в котором она родилась.

Эйлан неотрывно глядела на воду, пытаясь высмотреть лицо Гая, но тщетно. Может статься, он пал в какой-нибудь из мелких стычек с врагом, так и не узнав, что она вовсе не погибла в пламени пожара? Что ж, пусть лучше Гай считает ее умершей, нежели думает, будто она изменила его памяти, снова и снова внушала себе девушка, но, к вящему ее удивлению, мысль о том, что Гая, возможно, нет в живых, причиняла ей невыносимую боль – даже сейчас. В ту ночь, когда они сидели вместе у костров Белтайна, казалось, будто души их слились воедино. Если бы Гая убили, она наверняка бы это почувствовала.

Но со временем спокойная и размеренная жизнь в Лесной обители утишила боль, и даже воспоминания о Гае и о том, что не сбылось, утратили мучительную остроту.

Вместе с прочими послушницами Эйлан в свой черед отправлялась собирать священные травы, узнавая, какие должно срывать при определенном положении солнца или луны.

– Знание о травах древнее, нежели даже друиды, – как-то раз поведала ей по секрету Миэллин, когда девушек поставили в пару. Миэллин, при том, что она вступила в Лесную обитель давным-давно, была лишь несколькими годами старше Эйлан, и подруг, как самых младших, частенько посылали на какую-нибудь работу вдвоем. Миэллин решила стать жрицей-целительницей и уже научилась очень многому. – Оно отчасти восходит к далекому прошлому, когда наш народ еще не пришел в эту землю.

Весна выдалась дождливая; по берегам ручья, петляющего по полям за Лесной обителью, чернобыльник вымахал девушкам по пояс. Эйлан обрывала листья со стебля, и от острого, пряного запаха кружилась голова. Жрицы использовали чернобыльник для того, чтобы вызывать видения, – а еще добавляли в настойку, снимающую боль в мышцах.

– Кейлин мне немного об этом рассказывала, – откликнулась Эйлан. – В стародавние времена, говорит она, в Британии вообще не было жрецов-друидов. Когда наш народ пришел на этот остров, воины перебили жрецов покоренных племен, но не посмели поднять руку на жриц Великой Матери. Наши ведуньи многому научились у них и прибавили к своим познаниям древнюю мудрость.

– Это правда, – подтвердила Миэллин, проходя чуть дальше вдоль ручья. – Кейлин изучала эти материи куда глубже меня, кроме того, она – одна из жриц-Прорицательниц. Вот они, по крайней мере, появились здесь за много сотен лет до Лесной обители – и задолго до того, как на острове Британия утвердился орден друидов. Говорят, будто первые жрицы приплыли сюда с острова далеко в западном океане, который сейчас погребен под волнами. А с ними явился жрец, которого называли мерлином, то есть кречетом, – он принес учение о звездах и о стоячих камнях.

Девушки на мгновение задумались, пытаясь охватить мысленным взором такую невообразимую древность. Но вот легкий ветерок всколыхнул их юбки и вернул юных послушниц в настоящее – к красоте мира вокруг. Повсюду, куда ни глянь, зеленела и цвела весна.

– Это златоцвет или кервель? – Эйлан указала на густые низкорослые кустики с ярко-зелеными перистыми листочками.

– Кервель. Видишь, какие у него хрупкие, тонкие стебельки? Он только-только пошел в рост. А златоцвет не отмирает на зиму, и стебли у него одревесневшие. Но листья похожи, что правда, то правда.

– Сколько же всего нужно запомнить! – всплеснула руками Эйлан. – А если наш народ не всегда жил здесь, откуда же мы все это узнали?

– Люди – скитальцы по природе своей, хотя, неотлучно живя тут, в Лесной обители, ты с трудом в это поверишь, – объяснила Миэллин. – Любой народ откуда-то да пришел и, осваиваясь на новом месте, должен был учиться у местных жителей. Последние из наших племен переселились на этот остров всего-то навсего за сотню лет до появления римлян и примерно из тех же самых областей мира.

– Если мы с римлянами когда-то были соседями, они, казалось бы, должны знать нас куда лучше, – промолвила Эйлан.

– Они знали достаточно, чтобы наши воины внушали им страх. – Миэллин недобро усмехнулась. – Может, поэтому они и распространяют про нас все эти гнусные сплетни. Вот скажи, Эйлан, ты когда-нибудь видела, чтобы на наших алтарях кого-нибудь сжигали – будь то мужчину либо женщину?

– Нет, у нас если и предают смерти, то только преступников, – отвечала Эйлан. – Как только у римлян язык поворачивается такое про нас рассказывать?

– А что с них взять? Они же совсем невежественны, – презрительно бросила Миэллин. – Все свои познания они записывают на кусках кожи, на вощеных дощечках или на каменных табличках и считают это мудростью. Ну, запечатлеешь ты знание на камне, и что толку? Даже мне, совсем юной жрице, известно: мудрость приходит вместе с пониманием, начертанным в сердце. Как можно учиться травознанию по книге? Тут и словами-то всего не расскажешь! Нужно самой отыскивать цветы и травы, изучить их, полюбить их, наблюдать, как они растут. Только тогда ты сможешь использовать их в целительстве – ибо душа растений заговорит с тобою.

– А может, женщины у них более сведущи? – предположила Эйлан. – Я слыхала, что римлянок не учат грамоте. Интересно, какую такую мудрость, неведомую мужчинам, матери передают дочерям?

Миэллин состроила гримаску.

– Они, верно, боятся, что если еще и женщины овладеют книжной наукой, то письмоводители и переписчики на базарных площадях останутся без работы.

– Кейлин тоже говорила что-то в этом роде, вскоре после того, как я сюда приехала, – промолвила Эйлан и поежилась, несмотря на теплый день: ей вспомнилось, как она впервые смотрела в чашу с водой и леденящий ветер пробирал ее до костей. – Но с тех пор я ее почти не вижу. Иногда мне кажется, что она на меня за что-то сердится.

– Не принимай близко к сердцу то, что Кейлин говорит и о чем умалчивает, – предостерегла Миэллин. – Она много страдала, и… да, она бывает порою чересчур резка на словах и в мыслях. Но то, что римляне невысокого