Наследник Воли - Александр Горин

В дальнем углу комнаты стоял тяжелый дубовый стол, заваленный бумагами, с массивной лампой и кожаным креслом. Стопки деловых бумаг в папках теснились на краю. Сбоку виднелись полки с толстыми фолиантами, явно дневниками, и отдельно — книги в ином, более древнем переплете, которые, вероятно, передавались из поколения в поколение.

Отец молча подошел к одной из полок со шкатулками и взял одну из них. Она оказалась самой простой, без каких-либо украшений.

— Анна начинала с этой, — глухим голосом произнес отец. — Она называла ее «Щитом новичка».

— Почему именно с этой? — спросил я, внимательно рассматривая шкатулку. — В пластинах есть система?

— По ее словам — да, — кивнул отец. — Все кристаллы имеют свою тональность, свою сложность — и у этого самый чистый резонанс.

Он открыл крышку. Внутри на темном бархате лежала одна-единственная пластина. Ее черная поверхность казалась менее глубокой, чем у других, а мерцающие вкрапления располагались ровным геометрическим узором.

— Как она описывала ее действие… — отец на мгновение задумался, стараясь вспомнить точные слова. — «Она не учит тебя новой технике, она как зеркальный щит. Ты входишь в контакт, а она отражает твое собственное ментальное состояние, твои слабости, твои трещины. Кристалл позволяет увидеть изъяны в твоей собственной защите».

Он осторожно, почти с благоговением, вынул пластину «Щита» из шкатулки и протянул ее мне.

— Идеальный инструмент для диагностики, — заключил я, принимая пластину. Она была прохладной и невероятно плотной на ощупь.

Я обвел взглядом комнату.

— Где у нас хранятся архивы по всем брачным союзам рода? По всем контрактам, обязательствам, договорам?

Отец снова кивнул, на этот раз с тенью гордости в глазах. Он подвел меня к отдельному стеллажу у дальней стены, где ровными рядами стояли толстые папки из потемневшей кожи.

— Вот, — он провел рукой по корешкам. — Здесь все: от первых договоров с соседями до брака твоего прапрадеда. Договоры, переписка, отчеты управляющих, судебные иски, если были. Анна говорила, что истинная сила — не только в кристаллах, но и в умении читать между строк чужую волю, запечатленную на бумаге.

— Большего я дать пока не могу. Не сейчас. Изучай дневники матери, — он кивнул на три аккуратные папки на столе. — В них ее заметки, расшифровки, гипотезы. Читай книги предков.

— Этого хватит, — ответил я, уже мысленно распределяя время между кристаллом, дневниками и юридическими архивами. — Спасибо, отец.

На следующее утро к нашему скромному крыльцу подкатила роскошная карета Багрецовых. Из нее вышел сам Гордей Семенович в строгом черном сюртуке, его супруга Агриппина Петровна с тонкими поджатыми губами, и Лада. На ней было платье нежного голубого оттенка, а ее взгляд выражал какое-то радостное предвкушение. Я поймал себя на том, что задержал не ней взгляд на секунду дольше, чем того требовала простая вежливость

Мы собрались в обеденном зале и Гордей, не теряя времени на светские любезности, разложил на столе проект брачного контракта и пододвинул их старшему Нестерову.

— Стандартные условия союза, — начал он бесстрастным голосом, — адаптированные под текущие обстоятельства.

Отец молча склонился над текстом, и я видел, как его лицо постепенно хмурилось. Условия были кабальными. Согласно им, все дети, рожденные в браке, автоматически становились членами рода Багрецовых без права наследования титула и земель Нестеровых. Я, как муж, лишался права занимать какие-либо государственные посты без письменного разрешения Гордея. Более того, мое собственное состояние и любые будущие приобретения переходили под управление его домовой канцелярии.

— Гордей Семенович, — тихо, но твердо начал отец, — эти пункты…

— Эти пункты обеспечивают стабильность, — холодно перебил Багрецов. — Сила вашего сына изменчива и непредсказуема. Наш род обязан защитить свои интересы и свою дочь от возможных последствий.

— И эти «последствия» включают доступ к наследию Нестеровых, — добавила Агриппина, ее голос был сладок, как леденец с ядом. — Для защиты Лады, разумеется. Раздел о передаче ваших архивов Волеведения и всех родовых артефактов находится на последней странице. Мы считаем это разумной мерой предосторожности.

Отец побледнел.

— Это невозможно, — твердо сказал он. — Знания рода — не предмет торга.

— Тогда и брака не будет, — Гордей сложил руки. — Таковы наши условия.

Именно в этот момент я вмешался.

— Наследование, — сказал я ровным голосом. — Согласно Имперскому геральдическому уложению, статья двенадцатая, титул и майорат наследуются по мужской линии, если иное не оговорено специальным императорским указом, которого у нас нет. Ваша формулировка противоречит закону и может быть оспорена в Герольдии, что автоматически аннулирует весь контракт.

Их внимание резко сфокусировалось на мне.

— Что касается архивов, — продолжил я, — то предлагаю взаимовыгодный обмен: открытые техники — на открытые техники. Для совместного изучения, никаких безраздельных передач. Это гарантия добросовестности с обеих сторон.

Гордей и Агриппина обменялись быстрым, молниеносным взглядом.

— Нас интересует полная картина, а не обрывки, — отрезал Гордей.

Его ментальное поле было непроницаемым, но мой эмпатический радар уловил в нем не разочарование, а холодное удовлетворение. У него была надежда, что это пройдет в договоре, но он ожидал отказ и заранее запланировал получить знания иным путем.

— Тогда мы остаемся при своих, — парировал я. — Без передачи архивов.

— Как знаете, — пожал плечами Гордей, но в его глазах была тихая уверенность хищника, уже наметившего жертву.

— Теперь о месте проживания, — сменил я тему, не дав отцу опомниться. — Мы будем жить здесь, в Слободе.

— Абсолютно исключено, — голос Агриппины зазвенел, как разбитый хрусталь. — Лада не может жить в здесь, ее место в нашем доме.

Давление в комнате возросло. Отец пытался что-то сказать, но его воля наталкивалась на волю Багрецовых.

И тут неожиданно вступил Владимир. Он все это время молчал в углу, перелистывая какой-то толстый фолиант с гербом Империи на обложке — свод законов, который он, видимо, прихватил для подстраховки.

— Простите, что вмешиваюсь, — сказал он с неожиданной формальной вежливостью. — Но, согласно Имперскому семейному кодексу, глава «О местожительстве супругов», пара имеет право выбрать место жительства по взаимному согласию. Приоритет имеет воля будущей супруги, если она выражена добровольно и засвидетельствована.

Он посмотрел на Ладу, которая до сих пор сидела, опустив глаза.

— Лада, спросим тебя при всех. Где ты хочешь жить после свадьбы?

Все взгляды впились в нее. Давление Гордея и Агриппины стало почти физическим, ледяные щупы их воли обвились вокруг ее сознания, пытаясь подавить, подсказать. Я видел, как дрогнули ее ресницы. Она подняла глаза — сначала на родителей, полные леденящего ожидания, затем на меня. В ее взгляде была решимость.

— Я хочу жить здесь, — тихо, но отчетливо сказала она. — с мужем. В доме Нестеровых.

Наступила мертвая тишина. Гордей казался высеченным из гранита, Агриппина побледнела и впилась взглядом