Наследник Воли - Александр Горин

— Дитя мое, ты не понимаешь… — начала она шипящим шепотом.

— Хорошо, решение принято, — перебил ее Гордей. — Но мы добавим пункт: если в будущем моя дочь передумает и пожелает вернуться в родной дом, ее муж обязан будет последовать за ней. Без обсуждений. Это наше последнее условие.

Он смотрел прямо на меня, и в его взгляде я читал стратегическую перегруппировку. Они отступили на этом рубеже, но оставили лазейку, через которую они в любой момент смогут вернуть Ладу — и меня — под свой прямой контроль.

Агриппина Петровна слегка сжала губы, Лада сидела неподвижно, но теперь менее напряженно.

— И, наконец, пункт девятый, об имуществе, — продолжил я, глядя прямо на Гордея. — По гражданскому кодексу, подобное тотальное управление одним родом имуществом другого допустимо только в случае доказанной недееспособности. Вы хотите официально заявить в контракте, что я, только что победивший Дмитрия Орлова в волевой дуэли, являюсь недееспособным?

В кабинете повисла гробовая тишина. Отец смотрел на меня с открытым изумлением. Гордей Багрецов медленно откинулся на спинку стула, постукивая пальцами по столу.

— Ты… необычайно хорошо подготовился, — произнес он наконец. Его голос потерял часть своей прежней самоуверенности.

— Я готовился к справедливому договору, Гордей Семенович, — ответил я. — Тому, который будет учитывать интересы обеих сторон. Свадьба — это союз, а не поглощение.

Гордей несколько секунд молча смотрел на меня, а затем его губы дрогнули в подобие улыбки, лишенной всякой теплоты.

— Что ж, — сказал он. — Похоже, нам предстоит долгий и интересный день.

Переговоры длились три часа. Воздух в кабинете стал густым от напряжения и скрытых угроз, сдобренных ледяной вежливостью. Я парировал каждый кабальный пункт, опираясь не только на букву закона, но и на прецеденты, о которых успел узнать из родовых хроник. Отец, постепенно обретая уверенность, подключался, вспоминая детали старых договоров.

В итоге остался вариант, который более менее устроил всех. Наступила пауза.

Гордей перечитывал итоговый текст, его лицо было каменным. Агриппина Петровна смотрела на меня с таким выражением, будто я был очень редким насекомым.

— Допустимо, — наконец изрек Гордей, откладывая бумаги. — Но остается последнее, и это не подлежит обсуждению. Обряд Кровного Союза.

Похоже, эта тот самый обряд, который защитит меня от Строганова. Отец насторожился и спросил:

— На каких условиях?

— Он состоится в нашем родовом святилище сразу после официальной церемонии свадьбы, — холодно пояснил Багрецов, — по нашему древнему обычаю. Это — принципиально. Без этого вся бумажная волокита ничего не стоит. Ваша подпись будет иметь силу только после того, как Ярослав пройдет через Чашу и его кровь получит нашу Печать.

Он посмотрел на меня, и в его глазах не было места для возражений.

— В этом суть нашей защиты, Ярослав Григорьевич. Смешение кровей на уровне, который не сможет оспорить даже Ревизия Канцелярии. Либо вы соглашаетесь на наш ритуал, либо… — он сделал многозначительную паузу, — мы покинем этот дом, и вы останетесь один на один с теми, кому ваша уникальность покажется куда более подозрительной.

Лада, до этого момента хранившая молчание, тихо произнесла:

— Это безопасно, Ярослав.

Она говорит не то, что думает. Почему? Действует в интересах рода?

Я встретился взглядом с отцом и он едва заметно кивнул. Я этот вопрос хорошо продумал, особого выбора защиты от контроля крови Тайной Канцелярии я действительно не видел. А с последствиями обряда я рассчитывал справиться сам.

— Я согласен, — спокойно сказал я.

Гордей Багрецов медленно, с торжественной серьезностью, подписал контракт. Затем подпись поставил отец, и документ был скреплен печатями обоих родов.

— Свадьба через пять дней, — поднявшись, объявил Багрецов.

— И церемония, — тут же, словно отточенным лезвием, вставила Агриппина Петровна, — должна быть безупречной. На уровне, достойном наших домов.

Её ледяной взгляд скользнул по мне, затем по Ладе.

— Ярославу и Ладе потребуются ежедневные репетиции ритуала и светского этикета в нашем доме. Начинаем завтра, в десять утра. Без опозданий.

Я кивнул, приняв это как неизбежную часть сделки. Отец, выглядевший измотанным, молча поддержал кивком.

Когда Багрецовы собрались уходить, Лада подошла ко мне и ее пальцы мягко коснулись моей руки. В ее прикосновении было что-то стремительное и невероятно теплое, как будто она пыталась передать мне частичку своей уверенности.

— До завтра, — прошептала она и последовала за родителями.

Когда дверь закрылась, отец тяжело опустился в кресло.

— Родовое святилище Багрецовых… — тихо сказал он. — Ты понимаешь, на что идешь, сын?

— Нет, — честно ответил я, глядя на оттиск печати Багрецовых на контракте. — Но понимаю, что назад дороги нет. Мне нужен твой совет. Расскажи все, что ты знаешь об их обычаях.

Отец провел рукой по лицу, и в его глазах отразилась беспомощность.

— Мало, очень мало, — сказал он и тяжело вздохнул. — Их сила — не только в воле, она больше в крови, Ярослав. Говорят, что они поколениями совершенствуют свою кровь. Обряд смешения — это не просто формальность, это перезапись. Их кровь, попадая в твою, несет не только гены, но и запрограммированную волю, влитую в физическую форму.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Я знаю, о чем ты думаешь, Ярослав. Смотри, ментальный конструкт можно обнаружить, сжечь. Но как ты выведешь чужую программу из собственных сосудов? Этому не учат, это знают только Багрецовы и, возможно, эта информация есть в их родовых архивах.

Он посмотрел на меня с отчаянием.

— Это та цена, которую они берут за союз — физическое перепрограммирование. И я не знаю, как тебе противостоять этому. Моя вина…

Я перебил его, переведя разговор с эмоций на тактику.

— Ты сделал, что мог. Твоя заслуга в том, что мы знаем об угрозе. Предупреждены.

Я повернулся к Владимиру, который задумчиво смотрел в окно, постукивая пальцами по своду законов.

— Спасибо, брат, за помощь с кодексом, — сказал я и положил руку на его плечо. — Без тебя мы не выдержали бы тот раунд.

Владимир от неожиданности покраснел и довольно улыбнулся.

— Просто я внимательно прочитал.

Отец, немного оправившись, посмотрел на меня изучающе и спросил:

— А что с нашим наследием? Прогресс с пластинами есть?

Я медленно выдохнул. Большую часть времени я потратил на подготовку к переговорам с Багрецовыми и того времени, что осталось на родовые пси-кристаллы мне не хватило.

— Они не открываются, — тихо ответил я. — Все, кроме той, первой — тренировочной. Я могу скользить взглядом по поверхности, чувствовать, что за обсидианом бурлит океан силы… но они заперты. Пока, во всяком случае.

Следующие четыре дня я бросил все силы на хранилище Нестеровых. Часы напролет я сидел перед черными обсидиановыми пластинами, пытаясь проникнуть внутрь хоть одной — кроме той