Восьмой район - Алиса Аве

– Раньше со мной откровенно общался один лишь старший брат, я любила Тома больше всех. Он заботился обо мне. Здесь я нашла тебя. Но ты не как Том, ты как Макс. Первое впечатление… Я приняла тебя за Макса, когда очнулась. Стоило догадаться… Но ты даже хуже Макса. – Мои слова падали на пол отходника и разбивались вдребезги. – Он, по крайней мере, не обманывал своим отношением, бил, обзывал, издевался. Ты же заставил меня поверить. Что они там говорили: Ковчег – прибежище потерявших и потерянных? Я понимаю, конечно, понимаю – твоя семья. Ты делаешь все ради них, и я бы так поступила. Правда, моя семья тоже на Ковчеге в полном составе, да еще плюс один. Как думаешь, Хана и Том родят чудесную девочку, как она всегда мечтала? На Ковчеге разрешают рожать? Когда ты собирался рассказать мне?

Я вцепилась в его комбинезон.

– Яра… – Зенон попытался сесть.

Я потянула его на себя и отдернула руки, как только ему удалось подняться.

– Иногда у нас просто нет выбора.

Я кивнула.

– Я не хотел умирать. Мне было страшно. Они потребовали согласия, грозились убить маму и брата. Я тогда не знал тебя! Как мог я предугадать, что мы встретимся, что я… что между нами…

– Говоришь «да» – остаешься в безопасности, – отчеканила я. – Говоришь «нет» – остаешься самим собой.

– Поэтому я не соглашусь теперь! – Зенон заглянул мне в лицо, я отвернулась. – Ни за что! Плевать, что все предрешено!

– Ты делаешь то, что они велят.

Зенон схватил меня за плечи.

– Ты не понимаешь! – закричал он. – Ты разговаривала с ним, была с ним один на один и не поняла.

– С кем? – Я не вырывалась, но и почти не слушала его. Мне казалось, я уже плыву по ленте отходника.

– С помощником Старшего Стирателя, с Z-029. – Зенон тряс меня.

– Z-029… Вы с ним в одной кодовой группе?

– Он знает, что будет. Он видел смерть моей семьи.

– Он предсказывает. У нас так S-198 умеет, я с ней почти не общаюсь, не хочу знать будущее.

– Z-029 не предсказывает, – голос Зенона сорвался, – он знает, потому что видел. Был там. В будущем. И в прошлом. Видел мир до взрыва. Видел эту твою Карен. Он пережил две операции. Яра, куда ты? Выслушай меня!

Но я не слушала, слезы скопились где-то на обратной стороне глаз, расплылись пеленой, заволокли сознание. Они показывали мне детство. Мы узнали о смерти отца, мама поставила нас у стенки по росту: Макс, Том, Марк и крохотная я. Я встала и, пошатываясь, пошла прочь от Зенона.

– Ваш отец умер от большой дозы радиации, – сказала мама. Она не моргала, не дрожала, брови, вечно подвижные, гибкие, не сдвинулись. – Отныне нас пятеро. И в этом виновна она, – она ткнула мне пальцем в лоб.

– Нет! – закричала я. – Я люблю папочку.

– В этом виновна она! – Еще один тычок.

– Нет!

После третьего раза Макс подошел ко мне и с размаху ударил кулаком по щеке. Тогда я усвоила, что меня не любят. Отчего-то вместо страха тогда в душе образовалась пустота. То же ощущение появилось во мне и сейчас. Зенон мог обещать, что никогда больше не предаст, не умолчит, но он не вырвется из замкнутого круга, Старший Стиратель найдет, куда нажать – семья, друг, я.

Я не хочу быть слабым местом другого человека!

– Прости, Зенон, – прошептала я. – Прости. Между нами ничего нет.

– Ты должна выслушать меня!

Я остановилась, вцепилась в волосы:

– Я хочу, чтобы ты исчез.

Зенон подскочил. Вцепился в конвейер. Его разрывало, он то становился невидимым, то вновь возвращался.

– Яра! – беспомощно вскрикнул он.

– Уйди!

Я засмеялась. Хохот вырвался из меня, я сложилась пополам. Хохотала как безумная, уткнулась в колени, выглядывала из-за них и сотрясалась от смеха. Зенона оторвало от отходника, понесло к двери.

– Не верь им! – закричал он, врезавшись в консоль.

Дверь раскрылась.

– Я уже никому не поверю, – пообещала я сквозь смех.

Когда снова явились Стиратели, я беззвучно плакала. Лента конвейера, покореженная, разорванная, заняла весь отходник. Капсулу, поглощающую тела, украсили глубокие трещины, они вились по опорам, разбегались по полу. Я хотела уничтожить этот ярус и плакала от бессилия.

Глава 13

Все, кроме…

Ни одно общество не может быть хуже, чем люди, из которых оно состоит.

Вильгельм Швебель

Каша остывала, ложка торчала в ней хвостиком вверх, пальцами я выковыривала красную расползающуюся слизь – ягоды, похожие на кровавые сопли. На вкус они точно сопли. Есть перехотелось, месиво постепенно превращалось в пористый камень.

Я потерла шишку на затылке. Блокиратор перекатывался, теплый, живой, порой нагревался, и появлялось ощущение, что он пробирается глубже. Пора уже привыкнуть. После операции шея все время зудела. Я радовалась – мне нужно постоянно напоминать, как сильно я ошиблась, – расчесывала саднящую кожу до крови и выдирала из себя отчаяние. И Зенона.

Он сидел рядом, когда я очнулась. Лежала на боку, под шеей – валик. Повернуться не удалось. Зенон пытался что-то объяснить, но все заглушал зуд, родившийся в сердце, угнездившийся под контролирующим чипом. Там же замерла и ярость, выплеснувшаяся в отходнике, бесполезная, не поддающаяся воле. Она затянулась в кокон, ждала подходящего момента. Я снова стала Ярой из гнилого дома, девочкой-тенью. Этой Яре нечего сказать Зенону, человеку-невидимке. Молчание говорило куда больше, молчание стирало людей лучше невидимости. Нововведение в теле обрубило зачатки пробуждающихся возможностей, я окончательно превратилась в пустышку.

Обучение свелось к тупой боли. Планшет забрали, выдали браслет. Команды приходили равнодушным значком на матовый экран – явиться, умыться, поесть, отправиться в карцер. Единственное, что осталось со мной, – чужая жизнь. Я лишилась истории Карен, но не утратила ее – блокиратор не повлиял на нашу связь. Она усиливалась, обрастала новыми фактами, я терялась в них, путалась в днях и эмоциях.

Во время короткой реабилитации меня кормили через зонд, я едва могла открыть веки. Мир за ними дрожал и переливался, не только Зенон приходил навестить – загадочный помощник Старшего Стирателя, имени которого я так и не узнала, тоже наведывался в гости. Их лица смешались в одно тошнотворное видение, многоглазое и многорукое чудовище, без конца убеждающее и молящее. Я убегала от них к Карен и жила с ней почти счастливо.

Карен наслаждалась детьми. Кассандра с огромными глазами и бирюзовыми кудрями, напоминающими матери звездный свет, училась