Формула огня - Джек из тени

плиты двора. Медленно пошёл через двор, и солдаты, завидев меня, расступались, прекращая свои занятия, отдавали воинское приветствие, затем провожая меня молчаливыми, полными благоговения взглядами. Я был для них не просто командиром. Был тем, кто принёс в их мир новых, страшных богов из чугуна и пороха.

— Командир!

Я обернулся. Ко мне, лавируя между телами, спешил Эссен. Его лицо, обычно бледное и аристократичное, сейчас было серо-зелёным, а глаза лихорадочно блестели. Он всё ещё не привык к запаху.

— Командир, там… прибыли, — он с трудом сглотнул, указывая в сторону главного пролома. — Из осадного лагеря. Барон фон Гаген, и… остальные. Хотят вас поздравить.

Я мысленно выругался, стервятники слетелись на запах падали. Я знал, что они придут, чтобы примазаться к моей победе, чтобы потом в столице рассказывать, как они «героически держали врага в осаде», пока я не подошёл и случайно взял штурмом крепость.

— Пусть ждут, — бросил я, собираясь идти дальше, к цитадели. Мне нужно было лично увидеть Урсулу.

— Они… они уже здесь, командир.

И точно, во двор ввалилась целая делегация. Человек десять «благородных», разодетых в свои лучшие, начищенные до блеска доспехи, поверх которых были накинуты отороченные мехом плащи. Они выглядели на этом фоне так же нелепо, как балерины в свинарнике. Их холёные, ухоженные лица выражали смесь восторга, зависти и плохо скрываемого отвращения к тому, что их окружало. Они старались ступать аккуратно, чтобы не испачкать свои сапоги в крови.

Впереди, раздувая грудь, шёл барон фон Гаген, один из тех, что больше всех возмущался на военном совете.

— Барон фон Штольценбург! Михаил! — радостно заверещал он, протягивая мне руку в замшевой перчатке. Я демонстративно проигнорировал этот жест. — Поздравляю! Блестящая, просто блестящая победа! Мы и не сомневались, что ваш гений переломит ход этой затянувшейся осады! Мы горды тем, что смогли обеспечить вам надёжный тыл и удержать этих тварей в стенах, пока вы не подошли!

Его голос, елейный, пафосный, резал слух. Я молча обвёл взглядом сначала его самодовольное лицо, потом его чистые, незапачканные доспехи, а затем медленно повернул голову в сторону поля за стеной, где чернели сотни могильных холмиков их солдат.

— Удержать? — тихо, почти безразлично спросил я. Мой голос в наступившей тишине прозвучал оглушительно. — Вы называете это удержанием? Барон, я вижу на том кладбище больше ваших людей, чем трупов эльфов в этой крепости. Судя по всему, вы не держали осаду, вы удобряли землю.

Лицо Гагена побагровело. Он открыл рот, потом закрыл. Его свита за его спиной замерла, их самодовольные улыбки сползли с лиц.

— Мы… мы понесли тяжёлые потери, это правда, — промямлил он наконец. — Но мы сковали их силы! Мы не дали им…

— Вы не дали им умереть от скуки, — перебил я его всё тем же ровным, холодным тоном. — Вы были для них развлечением, бесплатным тиром с покатушками на ящерах. Но это уже в прошлом.

Я собирался развернуться и уйти, но Гаген, видимо, решил, что ещё не всё потеряно.

— Именно! В прошлом! — он снова воспрял духом. — Теперь, когда крепость наша, мои люди готовы помочь вам! Установить караулы, распределить трофеи… Мы готовы разделить с вами тяготы победителей!

«Разделить трофеи». Вот оно, главное слово.

Я медленно повернулся к нему. Я посмотрел ему прямо в глаза, и он не выдержал моего взгляда, отвёл глаза в сторону.

— Помочь? — переспросил я. — Это хорошо. Помощь мне действительно нужна, у меня как раз есть для вас и ваших… людей… — я сделал паузу, обводя взглядом его разодетую свиту, — … очень важное и ответственное задание.

Я повернулся к Эссену, который стоял рядом, бледный, как полотно, и впитывал каждое слово.

— Эссен.

— Да, командир?

— Возьми его светлость барона фон Гагена, его сиятельство графа и всех этих доблестных воинов, — я сделал широкий, издевательский жест рукой. — Отныне они поступают в твоё полное распоряжение. Они твой новый санитарно-похоронный батальон.

Если бы я ударил Гагена по лицу, эффект был бы слабее. Он застыл, его челюсть отвисла, глаза выпучились. Он не верил своим ушам.

— Ч-что? — просипел он. — Похоронный… батальон? Вы… вы шутите, барон? Вы хотите, чтобы мы, дворяне, люди благородной крови… таскали трупы⁈

— А разве вы не этим занимались последние несколько месяцев? — невинно поинтересовался я. — Только таскали вы свои. А теперь будете таскать чужие. Я хочу, чтобы эта крепость была вычищена до заката. Ведь это моя земля, барон. Моя! А на моей земле я не терплю мусора.

Я сделал шаг к нему, и он невольно попятился.

— Итак, слушайте приказ. Все эльфийские тела собрать вон в том рву, хорошенько облить маслом и сжечь. Мне не нужны здесь чужие кости. Своих, тех, что лежат на том поле, похоронить с честью. Каждому отдельная могила и крест. Вы достаточно долго смотрели, как они умирают за вашу глупость. Теперь посмотрите, как их хоронят по-человечески. Ясно?

— Это работа для простолюдинов! — взвизгнул кто-то из-за спины Гагена.

Я даже не повернул головы.

— Ваши люди доказали, что они никудышные солдаты. Возможно, из них получатся неплохие могильщики. Это ваш шанс доказать, что вы хоть на что-то годитесь.

Я кивнул в сторону группы моих «Ястребов», которые, услышав перепалку, не спеша подошли и встали за моей спиной. Они стояли с самым скучающим видом, лениво перекатывая во рту травинки. Но их руки лежали на винтовках. И взгляды были холодными и внимательными.

— Мои люди проследят за исполнением приказа, — закончил я. — У них инструкция: любой, кто откажется работать, будет обвинён в неповиновении в военное время. Приговор, я думаю, вы знаете. Можете считать это трудотерапией. Или курсами повышения квалификации. Мне всё равно. За работу, господа.

Я развернулся и, не говоря больше ни слова, пошёл прочь, оставив их стоять посреди этого кровавого хаоса. Я слышал за спиной их возмущённый, бессильный ропот, но мне было плевать. Я шёл к цитадели, усталость снова навалилась на меня свинцовым плащом.

* * *

Миновав двор, это уродливое кладбище эльфийской гордыни, я направился к выломанным воротам цитадели. Два моих «Ястреба» ветерана, стоявшие на страже, молча вытянулись, когда проходил мимо. В их глазах я не видел ни благоговения, ни фанатизма. Только спокойное, деловое уважение. Они были не вассалами, не слугами. Они были моими солдатами, и это было куда