Формула огня - Джек из тени

Внутри цитадель оказалась такой же, как и снаружи. Холодной, чужой, мёртвой, узкие, высокие коридоры, стены из того же чёрного, маслянистого камня, который, казалось, впитывал свет. Воздух был спёртым, пахнущим пылью веков, озоном от недавних магических разрядов и снова кровью. Всюду валялись тела: эльфийские гвардейцы в своих изящных, но бесполезных доспехах, и мои орки, павшие в последней, яростной атаке. Зачистка была короткой, но жестокой.

В небольшом круглом зале на первом этаже, который, очевидно, служил караульным помещением, был наспех оборудован лазарет. Несколько фонарей, воткнутых в стенные крепления, бросали на стены прямые тени. На полу, на расстеленных плащах и одеялах, лежали раненые. В основном орки, их стоны, тихие, сдерживаемые, смешивались с бормотанием лекарей и резким запахом целебных трав и прижигаемого металла.

Урсулу увидел сразу, наша валькирия лежала в стороне от остальных, на импровизированном ложе из нескольких сложенных друг на друга тюфяков. Её тело казалось неестественно маленьким и хрупким на этом фоне. Доспех был снят, и я впервые увидел, насколько она изранена. Всё её тело было покрыто сетью порезов, кровоподтёков и ожогов. Но страшнее всего были те две раны, которые она получила в конце. Две глубокие, рваные дыры в животе и боку, наспех перетянутые пропитанными кровью бинтами. Лицо, обычно живое, яростное или насмешливое, сейчас было серым, как пепел, а губы потрескались. Она тяжело, прерывисто дышала, и с каждым вдохом её грудь вздымалась с видимым усилием. Она была без сознания.

Рядом с ней, на коленях, сидел Балин, наш главный гном-лекарь. Он не обращал внимания на стоны остальных, всё его внимание было приковано к Урсуле. Он осторожно промывал её раны какой-то пахучей жидкостью, и его борода, обычно торчащая во все стороны, сейчас была аккуратно заправлена, чтобы не мешать.

— Как она? — мой голос прозвучал глухо и хрипло.

— Плохо, командир, — проворчал гном, его голос был похож на скрип несмазанной телеги. — Очень плохо. Раны глубокие, потеряла много крови. И это не всё.

Он осторожно промокнул край одной из ран куском чистой ткани. Ткань тут же почернела, как будто её окунули в кислоту.

— Клинки были отравлены, — констатировал он. — Эльфийская дрянь, не смертельная, но мерзкая. Вызывает медленное гниение тканей, не даёт ранам затягиваться. Если бы это был человек или, не дай предки, гном, он бы уже отдал концы. Но она орк, у них живучесть бешеная, кровь густая, как смола, организм борется.

— Она выживет? — спросил я прямо. Я не нуждался в утешениях и прогнозах, мне нужен был факт.

Балин нахмурился, его густые брови сошлись на переносице.

— Пятьдесят на пятьдесят, командир. Я сделал всё, что мог. Промыл раны, влил в неё все свои лучшие настойки. Теперь всё зависит от неё самой. И от её богов, если они ещё не забыли про свой народ. Ближайшие сутки будут решающими. Если переживёт эту ночь, будет жить. Если нет… — он не закончил, просто пожал плечами. Для него это тоже была работа. Он сделал всё, что мог. Остальное не в его власти.

Я вышел из душного, давящего полумрака цитадели наружу. Ледяной, колючий воздух ударил в лицо, заставил на мгновение зажмуриться. Он был чистым, без примеси запахов, и от этого контраста с тем, что творилось внизу, закружилась голова. Я сделал несколько глубоких, жадных вдохов, пытаясь прочистить не столько лёгкие, сколько мозги.

Внизу, во дворе, кипела работа. Мой приказ, брошенный в лицо спесивой аристократии, выполнялся. Под недвусмысленным надзором моих «Ястребов», которые даже не пытались скрыть своего злорадства, «благородные» лорды и их свита занимались тем, для чего, как оказалось, подходили лучше всего, таскали трупы.

Это было мелко, да, недостойно победителя и стратега. Но, чёрт возьми, это было справедливо. Они хотели «разделить тяготы победителей». Что ж, я дал им эту возможность, пусть начнут с азов.

Я отвернулся, картина была приятной, но у меня были дела поважнее. Не обращая внимания на суету, я поднялся по наспех расчищенным ступеням на уцелевший участок стены, туда, где ещё недавно стояли эльфийские маги. Отсюда открывался лучший вид. Не на кровавую баню во дворе, а на мир за пределами этой каменной коробки.

Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо на западе в болезненные, фиолетово-багровые тона. Там, за зубчатой грядой гор, лежали человеческие королевства. Цивилизованный мир, который сейчас, по донесениям моих шпионов, превращался в одно сплошное пепелище. Оттуда, с запада, должны были вернуться разведчики Лиры, которых я послал на свой страх и риск, ещё до того, как вся эта каша заварилась. Я ждал от них вестей, не понимая до конца, чего боюсь больше, их молчания или их доклада. Что там происходит на самом деле? Почему целые королевства, с их армиями, с их рыцарями и замками, пали за столь короткое время? Я не верил, что идиотизм, процветающий в герцогстве, живёт при каждом дворе монарха. Что это за новая тактика, которую применили эльфы? Я смотрел на заходящее солнце, и холодное, липкое предчувствие, как змея, шевелилось внутри. Там, на западе, зрел гнойник, который вот-вот должен был прорваться. И его содержимое могло утопить наше измождённое войной герцогство.

Я заставил себя отвернуться и посмотрел на восток. Там небо было другим, тёмным, свинцовым, тяжёлым. Оно нависало над степями, как могильная плита. Там не было красивого заката, там была ночь, которая наступила для целого народа.

В памяти снова всплыло лицо Урсулы. Серое, неподвижное, с запёкшейся кровью на губах. И её последний, отчаянный, самоубийственный рывок. Она не просто сражалась за себя. Она мстила за тех, кого резали прямо сейчас, пока я тут вёл свои тактические игры.

Мой триумф здесь, у стен «Чёрного Клыка», казался теперь мелким, незначительным. Пирровой победой.

Я был в ловушке собственной победы. Захваченная крепость, этот символ моей мощи, моего инженерного гения, стала моим якорем. Она приковала меня к этому месту, я не мог бросить её и уйти. Не мог оставить незащищённым этот фланг, этот стратегически важный узел. Но и сидеть здесь, пока на востоке вырезают моих главных союзников, а с запада ползёт неведомая чума, я тоже не мог.

Это было уравнение с тремя неизвестными, и каждое из них было смертельным.

Первое неизвестное политика. Моя победа напугала дворян до усрачки. Испуганная крыса самая опасная. Они будут грызть, кусать, интриговать. Они попытаются отнять у меня армию, мои пушки, мою власть. И если герцог дрогнет, если он пойдёт у них на поводу, всё закончится.