Формула огня - Джек из тени

его взгляд был тяжёлым, как наковальня. — Последняя группа должна была вернуться три дня назад. Тишина. Мы послали на перехват ещё двоих, самых быстрых. Они вернулись час назад. Нашли следы. И кровь. Много крови, эльфийской и нашей.

Он замолчал, подбирая слова. Орки не были мастерами красноречия.

— Там что-то не так, командир. Не просто война. Мои братья, они чуют это кожей. В степях творится какая-то грязь, какой-то неправильный ужас. Вождь… она беспокоится всё больше.

— Вождь в сознании? — встрепенулся я.

— Приходит в себя временами. Гном говорит, яд выходит. Но она слаба, как котёнок. И злая, как голодная волчица. Она рвётся туда, говорит, что ты обещал.

Я потёр виски. Обещал. Я обещал ей, что как только мы разберёмся с «Чёрным Клыком», мы пойдём спасать её народ. Но я не мог предположить, что с запада на нас поползёт такая хрень.

— Я помню о своём обещании, Гром, — твёрдо сказал я. — Передай ей. Но для похода в степи мне нужна информация. Мои разведчики ещё не вернулись. Как только появятся лисы, мы начнём готовиться.

Гром молча кивнул. Он не стал спорить или требовать. Он просто донёс волю своего вождя. И получил мой ответ. Развернувшись, он так же молча вышел.

Я снова остался один, но тишина была недолгой. В углу кабинета, где тени были гуще всего, одна из них шевельнулась, отделилась от стены и обрела форму. Лира, моя кицуне, моя главная шпионка, моя головная боль и моё самое тонкое оружие. Она всегда появлялась так, без стука, без шороха, как будто просто материализовывалась из воздуха.

— Тяжёлый день, дорогой? — её голос был тихим, мурлыкающим, но в нём, как всегда, звенели стальные нотки.

— Не то слово, — я устало посмотрел на неё. Она была одета в свой обычный, тёмный, облегающий костюм из мягкой кожи. Ничего лишнего, ни одного украшения, кроме двух мечей за спиной. — У тебя что-то есть для меня? Надеюсь, хорошее.

— Хорошее тоже есть, — она подошла к столу и положила на него тонкий свиток. — Твоя жена, — она сделала акцент на этом слове, и в её глазах мелькнул огонёк, — отлично справилась. Её письмо к отцу произвело нужный эффект. Герцог в восторге от твоей победы и, что самое главное, от того, что ты немедленно не повёл армию на столицу, чтобы усесться на его трон. Он поверил, что ты лоялен.

— А что наши «патриоты»?

— А вот это уже плохие новости, — продолжила Лира, её голос стал серьёзнее. — Они тоже поверили. Поверили, что ты «верный пёс герцога», который будет сидеть на цепи и ждать команды. И они решили эту цепь укоротить. А лучше перерезать. По донесениям моих агентов, Райхенбах и Теобальд начали действовать. Первые попытки саботажа на оружейных мануфактурах в столице. Поджог склада с зерном в южном графстве, свалили всё на «неосторожность пьяных солдат». Они проверяют реакцию герцога, насколько далеко они могут зайти, прежде чем он спустит тебя с поводка. И, судя по всему, зайти они могут довольно далеко. Герцог боится гражданской войны больше, чем эльфов.

Я слушал её, и во мне закипала глухая, холодная ярость. Пока я здесь проливал кровь, пока мои люди умирали, эти сытые ублюдки в столице играли в свои грязные игры, раскачивая лодку, в которой мы все сидели.

— Есть что-нибудь с запада? — спросил я, меняя тему.

Лира нахмурилась, и её лисье лицо стало серьёзным, как никогда.

— Есть. И это хуже, чем рассказы твоих торговцев. Одна из моих лучших групп вернулась час назад. Точнее, вернулась одна, израненная, на грани безумия. Они побывали в одном из мёртвых городов, в Грюнвальде.

Она замолчала, подбирая слова.

— Это правда. Город почти цел. Дома стоят. Но ворота вынесены с корнем, а двери всех до единого домов выломаны. А внутри… кости. Повсюду. Они подтверждают: ни клочка плоти, ни капли крови. Только чистые, обглоданные кости. Но это не всё. Моя девочка, она опытный следопыт, нашла следы. Они вели не из города, а к городу. Огромное количество следов, но не эльфийских сапог. Что-то другое. Когтистые, многопалые лапы. Они нашли их лагерь в нескольких лигах от города. И рядом с лагерем… огромный провал в земле. Свежевырытый, ведущий куда-то вглубь.

Она посмотрела мне прямо в глаза, и в её зрачках я увидел отражение собственного ужаса.

— Вывод однозначен, Михаил. Тёмные привели новую стаю. Похоже, их выпускают под покровом магического тумана, о котором бормочут беженцы.

Я снова повернулся к карте, на которой теперь было ещё больше вопросительных знаков. Восток, где в геноциде погибали мои союзники. Столица, где зрела измена. И запад, откуда ползла вполне конкретная, ещё более чудовищная угроза от старого врага. Под землёй пока враг притаился, но не стоит сбрасывать его со счетов.

Я был в центре бури. И начинал понимать, что выбраться из неё, не заплатив страшную цену, уже не получится. Мысль, которую я старательно гнал от себя, снова всплыла в сознании. Холодная, острая, как лезвие гильотины. Для того, чтобы спасти этот мир, сначала придётся утопить его в крови. В крови врагов, в крови предателей, в крови тех, кто просто стоит на пути. Безжалостные, тотальные, кровавые чистки. Это был единственный выход. И от осознания этой простой, ужасной истины мне стало по-настоящему страшно.

Глава 17

Тишина, вот что стало самым страшным в этом новом мире. Не грохот моих «Молотов», не рёв орков, не предсмертные хрипы врагов. А именно тишина, что наступает после. Она вязкая, тяжёлая, она забивается в уши, давит на череп изнутри и заставляет слышать то, что в грохоте боя тонет, тихий, назойливый шёпот собственного безумия.

Я сидел в своём кабинете, в этой бетонной коробке, которая стала мне и домом, и тюрьмой, и единственным местом, где я мог остаться наедине с цифрами. Но даже цифры больше не приносили облегчения. Я смотрел на карту, расстеленную на столе, и видел не тактический планшет, а рентгеновский снимок собственного, медленно умирающего тела.

Три раковые опухоли, и каждая грозила метастазами.

Запад. Оттуда, из полумёртвых королевств, ползла не просто угроза. Оттуда полз ужас, первобытный, лишённый логики войны. И это «нечто», с которым мы успели познакомиться в Каменном Щите, гнало перед собой волну, тысячи обезумевших от страха, голодных, больных беженцев. Цунами, которое грозило захлестнуть моё и без того