Хозяин Амура - Дмитрий Шимохин

— Итак, господин стряпчий, — заключил я. — Двадцать тысяч акций, два миллиона рублей. Голосую против смещения генерального управителя. Запишите в протокол.

Сибиряков, побагровевший от злости, вскочил.

— Два миллиона! Всего два! А у нас с Аглаей Степановной — три! Большинство за нами! — проревел он, обращаясь к залу. — Ставлю на голосование!

Стряпчий, оправившись от унижения, уже был готов начать процедуру. Но я снова поднял руку.

— Не торопитесь, господин стряпчий. Я еще не закончил.

Все взгляды снова обратились ко мне.

— Помимо учредительского пакета, — сказал я медленно, наслаждаясь каждым словом, — вчера, ввиду сложившихся чрезвычайных обстоятельств, я счел своим долгом укрепить свои позиции в Обществе. И выкупил еще один пакет акций. Семь тысяч штук.

В зале повисла гробовая тишина. Я видел, как лицо Сибирякова из багрового стало пепельно-серым.

— Откуда⁈ — выкрикнул он. — Какие еще акции⁈ Это мошенничество!

— Никакого мошенничества, Михаил Александрович, — я с холодной усмешкой посмотрел на него. — Это тот самый пакет, который мы зарезервировали для московского купца Кокорева. Но, поскольку до Кокорева теперь далеко, я счел за благо выкупить часть его доли самостоятельно. Для блага Общества, разумеется.

Ия я небрежно бросил на стол перед стряпчим квитанцию из Иркутской конторы Государственного банка о внесении на счет Общества семисот тысяч рублей — разумеется, тех самых, что я выручил за амурское золото и с такими приключениями вез в Иркутск. Стряпчий взял бумагу дрожащими руками, бегло осмотрел и развел руками: подделать такой документ, да еще и в столь краткий срок, было невозможно.

— Итого, господин секретарь, — подвел я итог, — к моим двум миллионам прошу прибавить еще семьсот тысяч.

Но это был еще не конец. В этот самый момент со своего места медленно поднялся Никифор Семенович Лопатин. Все с удивлением посмотрели на него. Он был известен как чаеторговец, акционер нескольких пароходств, но о его участии в «Сибирском Золоте» никто не слышал.

— Господин председатель, — солидно прокашлявшись, обратился он к Сибирякову. — Позвольте и мне слово молвить. Я человек в вашем Обществе новый, давеча лишь намедни вступил. Но тоже имею кой-какой интерес.

Он неторопливо подошел к столу секретаря и положил рядом с моей квитанцией свои бумаги.

— Вот-с. Имею честь владеть тремя тысячами акций вашего уважаемого Общества. На триста тысяч рублей. — Он сделал паузу и добавил с лукавой улыбкой: — Также из пакета господина Кокорева. Только вчера приобрел у господина Тарановского. Все честь по чести, оплачено сполна. Вот и квитанция имеется.

На Сибирякова было жалко смотреть: он вцепился в подлокотники кресла, а челюсти его сжались до скрипа. Его блицкриг провалился, сценарий собрания рушился на глазах. Вместо растерянного мальчика для битья перед ним стоял противник, за одну ночь переигравший его по всем статьям. Но он был опытным бойцом, которого так просто не сломать. Быстро придя в себя, он самоуверенно улыбнулся:

— Это ничего не меняет, господин Тарановский! — заявил он громко, поднимаясь, чтобы все его слышали. — Три миллиона на вашей стороне. Три миллиона — на нашей. Равенство! А это значит, — он обвел зал торжествующим взглядом, — что решающий голос будет за кем? За нашими уважаемыми земляками-иркутянами! За теми, кто вложил в это дело свои кровные тысячи! Что скажете, господа? Кому вы больше верите — сибиряку, который здесь родился и вырос, или заезжему столичному комбинатору?

По залу прошел одобрительный гул. Он был прав. Мелкие акционеры, которых он успел «обработать», скорее всего, проголосуют за него. Он уже готовился поставить вопрос на голосование, предвкушая победу.

— Господин секретарь, приступайте! — приказал он стряпчему.

Стряпчий прокашлялся и объявил:

— Голосует господин Рекунов от имени акционера Верещагиной Аглаи Степановны. Двадцать тысяч акций, два миллиона рублей.

— Против господина Тарановского! — четко, по-военному, произнес Рекунов.

— Голосует господин Сибиряков Михаил Александрович. Десять тысяч акций, один миллион рублей.

— Против! — проревел Сибиряков.

— Голосуют…

— Я протестую!

Мой голос, холодный и ровный, разрезал торжествующую атмосферу, как нож вспарывает брюхо кеты. Все головы, как по команде, повернулись ко мне.

В зале наступила звенящая тишина.

Глава 20

В зале повисла тяжелая, звенящая тишина, нарушаемая лишь возмущенным сопением Сибирякова. Мой протест, брошенный в самый неподходящий для него момент, смешал все карты.

— На каком основании вы протестуете⁈ — наконец проревел он, приходя в себя. — Закон на моей стороне! Мои акции оплачены сполна!

— В этом-то я и сомневаюсь, Михаил Александрович, — ответил я спокойно, делая шаг вперед. Я обратился не к нему, а к бледному, как полотно, стряпчему. — Господин секретарь, у вас должны быть все копии договоров, заключенных Обществом. Будьте любезны, найдите мой личный договор с господином Сибиряковым о продаже ему пакета акций на один миллион рублей.

Стряпчий, дрожащими руками, зарылся в кипе бумаг. Сибиряков смотрел на меня с недоумением, пытаясь понять, какую игру я затеял. Наконец, нужный документ был найден.

— Прекрасно, — кивнул я. — А теперь, будьте добры, зачитайте вслух пункт третий. Тот, что о цене.

— «Цена за одну акцию номиналом в одну тысячу рублей… — начал стряпчий, запинаясь, — … устанавливается в размере… двух тысяч рублей…»

— То есть вдвое дороже номинала, — громко, чтобы слышали все в зале, подытожил я. — Как вы понимаете, господа, — я обвел взглядом ошеломленных акционеров, — цена для разных покупателей может быть разной. Те, кто стоял у истоков, рисковал вместе с нами, получали акции по номиналу. А те, кто, подобно господину Сибирякову, сначала пытался разрушить наше дело, а затем решил вскочить в уходящий поезд, когда запахло миллионной прибылью, — платят за входной билет. И платят дорого. Впрочем, для вас, господа, это не внове: ведь мелкие акционеры платили по тройной цене. Не так ли?

Легкий шепот пробежал по залу: конечно же, всеприсутствующие прекрасно знали, что после того как сведения о золотоносных месторождениях Витима перестали быть тайной, цена акций взлетела до небес, и сейчас на вторично рынке их продают по цене в 5 раз выше номинала.

Я снова повернулся к стряпчему, который смотрел на меня уже с откровенным ужасом.

— Итак, господин секретарь. Мы имеем договор, по которому господин Сибиряков обязался