Хозяин Амура - Дмитрий Шимохин

— В-верно, — пролепетал тот.

— Прекрасно. Таким образом, внесенный им миллион покрывает покупку лишь половины его пакета. То есть пяти тысяч акций на сумму пятьсот тысяч рублей по номиналу. Вторая же половина акций остается неоплаченной. И, согласно уставу и закону Империи, права голоса не дает.

Эффект от моих слов был подобен взрыву. Сибиряков вскочил, опрокинув кресло.

— Это грабеж! Мошенничество! Я буду жаловаться генерал-губернатору! В Сенат! — ревел он, брызгая слюной.

— Успокойтесь, Михаил Александрович. Все строго по договору, который вы сами и подписали, — я с холодной усмешкой смотрел на его побагровевшее от ярости лицо. — Ах, да. Совсем забыл: поскольку вторые пятьсот тысяч от вас так и не поступили, я, как продавец, вчера воспользовался своим правом расторгнуть сделку в этой ее части. И обратился в суд! Вот, соблаговолите ознакомиться.

И я небрежно бросил на стол еще одну бумагу — копию иска о расторжении договора продажи акций с Сибиряковым.

В зале начался настоящий хаос. Стряпчий, понимая, что ситуация окончательно вышла из-под контроля, что-то залепетал и, стукнув молоточком, объявил длительный перерыв «для юридических консультаций».

Пока нотариусы и юристы, обложившись бумагами, пытались распутать этот узел, в зале началась другая, не менее важная битва. Никифор Лопатин, сияя от восторга, тут же ринулся в гущу мелких акционеров.

— Видали, мужики⁈ — гремел его бас. — Как наш Тарановский этого медведя на рога поднял! Вот это хватка! Вот это голова!

Он ходил от одной купеческой группы к другой, хлопал их по плечам, убеждал, агитировал, обещал золотые горы. Я видел, как под его напором меняются лица, как в глазах появляется азарт и уважение. А дельный человек этот Лопатин!

Перерыв тянулся почти час. Наконец, в зал вернулся бледный, как смерть, стряпчий в сопровождении нотариусов. Он прокашлялся и, не глядя в сторону Сибирякова, дрожащим голосом объявил: протест господина Тарановского признан законным. Акции господина Сибирякова, подлежащие голосованию, составляют пакет в пять тысяч штук.

Сибиряков сидел, вцепившись в подлокотники кресла, его лицо было каменно-неподвижным. Когда пришла его очередь голосовать, он лишь глухо выдавил: «Против». Казалось, партия была сделана. Но я знал, что это не так. Решающим был голос «болота» — мелких акционеров. Если все они дружно поддержат Сибирякова, он еще может победить. И перед тем, как они начали голосовать, я снова взял слово.

Выйдя на середину зала, я выразительно огляделся по сторонам. Шум голосов смолк. В мою сторону прозвучало немало обвинений — пришло время на них ответить.

— Господа! — начал я, и мой голос, спокойный и твердый, заставил всех окончательно замолчать. — Вы только что слышали обвинения господина Сибирякова в том, что я, якобы, бросил дела Общества на произвол судьбы. Это — наглая ложь.

Я сделал паузу, обводя зал тяжелым взглядом.

— Да, меня не было в Иркутске. Я был там, где куется наше будущее богатство. Я застолбил за нами участки, которые принесут нам миллионы. Я привез на эти земли геологов, которые уже сейчас составляют детальную карту наших сокровищ. Я улаживал вопрос с августейшими особами. Мною заказано оборудование! А что касается текущей деятельности, — я повернулся к Сибирякову, — снабжения, провианта, организации работ… то именно для этого вы, Михаил Александрович, и были привлечены в качестве исполнительного директора! Это была ваша прямая задача! И эти ваши крокодиловы слезы по поводу трудностей — это лишь попытка свалить на меня собственную нераспорядителность и некомпетентность!

По залу прошел гул, кто-то крикнул: «Верно!».

— Год назад, — я повысил голос, — Его Императорское Высочество Великий князь Константин Николаевич облек меня высочайшим доверием. Он сделал это не потому, что ему приглянулась моя физиогномия. Он сделал это во имя великой цели — создания в Сибири мощнейшей, современнейшей компании, которая будет добывать золото не дедовским кайлом, а силой машин, пара, взрывчатки и разума!

Шагнув к столу, я бросил на него толстую папку с бумагами.

— Пока господин Сибиряков жаловался на трудности, я действовал! Вот, господа, смотрите! Договор с Путиловским заводом на постройку паровых насосов для гидродобычи, которые будут смывать целые горы! Вот контракт с заводом Берда на паровую драгу — плавучую фабрику, которая будет черпать золото прямо со дна рек! А это, — я поднял еще одну пачку бумаг, — договоры с господином Нобелем на поставку динамита и с господином Лесснером — на постройку амальгамационных машин!

Я говорил с жаром, с увлечением, видя, как меняются лица купцов. Скепсис и недоверие сменялись изумлением, а затем — деловым азартом. Перед ними вставали картины будущего, — не только невероятных, почти фантастических прибылей, но и полного преобразования край — вот что сулили эти непонятные, но такие манящие слова.

— И все это золото, — я подошел к самому финалу, — нужно нам не для того, чтобы тупо набивать сундуки! Все вы знаете, какой удар по нашей кяхтинской торговле нанесли англичане со своими пароходами. Наша Сибирь может умереть! Но если мы, на наше сибирское золото, построим железную дорогу через всю страну, к океану, — мы победим! Грузы пойдут быстрее, чем морем! Это — новое золотое дно, куда более глубокое, чем все прииски на Бодайбо! Железная дорога в Китай — представите себе такое! Новый Шелковый путь, что уничтожит торговую монополию англичан на Востоке!

Я замолчал, переводя дух. Речь, отчасти бывшая чистой демагогией, произвела эффект. В зале стоял гул. Купцы, еще недавно видевшие во мне лишь наглого выскочку, теперь смотрели на меня как на пророка, открывшего им путь в землю обетованную. Теперь можно было начинать голосование.

Началось голосование. Напряжение в зале достигло предела. Стряпчий, бледный и потный, вызывал акционеров одного за другим. Голосовали открыто, поднятием руки, и я видел, как мои противники, Сибиряков и Рекунов, напряженно следят за каждым голосом, пытаясь подсчитать расклад сил.

Вернулись к голосованию. Сначала все шло предсказуемо — первыми голосовали мелкие иркутские купчишки, лично обязанные Сибирякову. Они, не колеблясь, поднимали руки против меня. Но затем наступил черед тех, кого успел «обработать» Лопатин. Его союзники, такие же крепкие, бородатые купцы, уверенно голосовали за сохранение моего поста. Силы были примерно равны.

Решающим, как я и ожидал, оказался голос «болота» — десятков мелких акционеров, чиновников, отставных военных, вложивших в наше дело свои скромные сбережения. Именно на них