Месяц светит по просьбе сердца моего - Пим Вантэчават

Поскользнувшись, он просыпается.

На секунду ему кажется, что он снова там, в Ист-Энде, под шквалом бомб, ищет, ищет, умирая, но на него тут же удушливым одеялом наваливается тишина.

Глаза привыкают к свету: сейчас поздний вечер; его не было всю ночь и весь день.

Или нет? Он уже сам не знает.

Он лежит на диванчике в кабинете с задернутыми шторами.

Конечности кажутся восковыми, все части тела скрипят, как старый дом.

И снова тишина… Почему так тихо? По коже пробегает пугающий холодок.

― Мэй? ― зовет он.

Но ответа нет.

Он снова зовет ее и с острым чувством вины осознает,

как давно этого не делал.

Он идет по дому, как по подводному тоннелю.

Все вокруг кажется ему голубовато-серым. У него кружится голова.

Кухонные часы приветствуют его торжественным тиканьем.

Он никогда не замечал, какая большая эта комната, когда в доме тихо.

На обеденном столе он обнаруживает записку.

У него подкашиваются ноги; он валится на пол.

― Если хочешь нас вернуть, ― написала она, ― приезжай за нами.

Но он, конечно, не может.

Нет.

Ева

2018

Ева живет цветами:

темно-красный, морской синий. Теплый желтый, как свет свечи. Всплеск розового. Черный. Темно-бордовый, как кровь.

Цвета, о существовании которых она на некоторое время забыла.

В окно льется свет, освещая ее студию: мольберты, холсты, палитры, кисти и краски. Так много красок.

В квартире много растений, их зеленые листья тянутся к потолку и разветвляются, словно протягивая руку каждому входящему.

Маленькая кухня с чайником, микроволновкой и плитой. Свистящая рисоварка.

Она стоит рядом с ней, болтая ложкой в чашке с чаем. Делает глоток. Часы над холодильником мирно тикают. Восемь утра. Скоро придет первый на сегодня ученик, держа в руках альбомы и принадлежности для рисования.

Но пока… у нее еще есть время.

Еще один глоток чая. Она смотрит, как свет отражается от кафельного пола, и думает о картине, над которой сейчас работает: морское чудовище, вздымающееся из пенящегося моря. Поймать бы такой свет…

Но потом звонит телефон…

Маленькая девочка, ее племянница, так похожа на свою мать, в ее чертах почти не угадывается Томми. Ева видела ее на фотографиях, но за это время Дэйзи, конечно, очень выросла. Она вспоминает детскую одежду, которую в последний раз отправляла Томми, и думает: я и не представляла, что время может идти так быстро. Но должна была.

Тетя Дороти выжидающе стоит в дверях. Бабушка Цзяи целует в лоб спящую у нее на коленях девочку. Мэй нависает над ними, ломая пальцы. Кажется, будто она вот-вот заплачет. Видя ее такой, Ева чувствует, как внутри поднимается гнев.

― Что теперь? ― шепчет ей тетя Дороти.

― Не знаю, ― говорит Ева. ― Я бы позвонила Томми, но мы очень давно не разговаривали, и он не отвечает на мои сообщения. Даже не знаю, возьмет ли он трубку.

― Эта девочка боится возвращаться к родителям.

― Они не знают?

Тетя Дороти качает головой.

― О том, что она ушла от Томми, ― нет. Тебе нужно вразумить брата.

― Я попробую, но… ― Еву охватывает жуткое чувство. ― В таких вещах он иногда совсем как отец.

― Упрямый?

― Не просто упрямый. ― Ева смотрит на малышку, на ее ангельское лицо, крошечные ручки и ножки. В таком маленьком создании ― целый мир. ― Непробиваемый.

Позже, когда Дэйзи уложили спать на диване и тетя Дороти с бабушкой Цзяи ушли, Ева видит, что Мэй сидит за кухонным столом.

Она вдруг замечает, что девушка ужасно худа. На ее лице ― особенно в опущенных вниз глазах ― потерянное выражение. Ева полагает, что так выглядит женщина, с которой очень долго обращались холодно. Ее мысли снова обращаются к брату. Она сжимает губы, не желая говорить что-то, что может расстроить Мэй, и решает заварить чай улун. Пока она двигается по кухне, Мэй будто не замечает ее присутствия: глаза опущены, руки чинно сложены на коленях. Вскипятив воду и разлив чай, Ева садится рядом с Мэй и протягивает ей чашку. Лишь тогда Мэй замечает ее и едва слышно бормочет «спасибо». В ответ Ева отмахивается с легкой улыбкой.

Когда Мэй берет теплую чашку, ее лицо искажается. Если она и не плачет, то близка к этому. Кажется, будто она вот-вот подавится воздухом.

― Мне так жаль, Мэй, ― говорит Ева, не зная, что еще сказать. ― Что так вышло с братом. И со всем остальным. Я постараюсь помочь тебе всем, чем смогу. Может, он приедет.

Девушка резко поднимает голову.

― Не приедет. Ему все равно.

― Уверена, это не так, ― говорит Ева почти безнадежно.

Мэй качает головой.

― Ты не знаешь. Ты всего этого не видела.

― Можешь рассказать мне все, правда. Когда будешь готова.

Ева протягивает руку и касается руки девушки. Сперва кажется, что Мэй отдернет руку. Но потом она отказывается от этой мысли и позволяет Еве сжать ее руку крепче.

― Мэй, у вас с Дэйзи здесь есть семья. Если ты захочешь.

Той ночью Мэй засыпает рядом с диваном на полу гостиной Евы. Она лежит, свернувшись на тоненьком старом матрасе, укрывшись запасным одеялом Евы. В комнату пробивается лунный свет, окутывая комнату мягким белым сиянием.

Прежде чем лечь спать, Ева выключает свет на кухне и некоторое время стоит в студии, глядя на свою работу. Ей все не удается найти нужный оттенок синего.

Томми

2018

Он не может. Нет. Так что он путешествует.

Сирены.

Пламя

поблескивает.

«Блиц» затягивает его, снова и снова.

Пепел.

Дым.

Разбитое стекло.

Крики.

Его отец: Томас, соберись.

Его мать: дай себе немного времени.

Голос: молодой человек, вам нужно в укрытие.

Детский смех. Дэйзи.

Он оглядывается через плечо, хочет бежать к ней,

но забывает.

Грустные глаза Мэй: ты когда-нибудь думаешь обо мне?

Да, хочет сказать он. Я думаю о тебе.

Но его горло

горит

огнем.

Его бабушка Кэрол: ты слишком похож на отца, Томас.

Ноябрь. Ему снова двенадцать, и родители задерживаются.

Дэйзи смеется, когда он подхватывает ее на руки.

Томми, проснись, говорит Пегги. Он чувствует на веках ее губы.

Ее рука гладит его по груди.

Томми…

Кристелль. Ее рука касается его щеки.

― Томми, проснись, ― говорит она.

Моя дочь, хочет сказать он.

Я потерял ее.

Ева