Леонид. Время выбора - Виктор Коллингвуд

Он возбужденно начал загибать пальцы:

— Купим у них патенты и оснастку на ведущие мосты. Пригласим пару инженеров для консультаций. Если надо — докупим оборудование. И сможем прямо сейчас, не дожидаясь нового грузовика, начать ставить их на наши серийные машины! Берем обычную «полуторку» ГАЗ-АА, ставим мост Мармона — получаем вездеход. Берем трехтонку ЗИС-5 — то же самое. Мы сможем насытить армию проходимой техникой в разы быстрее и дешевле!

Идея мне показалась просто блестящей. Не дали купить большой завод — купим «золотой ключик», который откроет нам двери в мир полного привода.

— Отлично! Ты гений, Виталя!

Расчувствовавшись, я хлопнул его по плечу так, что щуплый инженер пошатнулся.

— Это именно то, что нужно! Если мы притащим эту технологию, — модернизируем весь наш автопром малой кровью. Собирайся. Завтра же с утра бери этот чертов «Лэнд Крузер» и езжай в Индианаполис. Прощупай их так же подробно, как и этих… В этот раз мы без добычи мы не вернемся!

На душе стало немного легче. В конце концов, что я распереживался? На Студебеккере свет клином не сошелся. Найдем другой вариант.

А с Кагановичем я еще рассчитаюсь. Обязательно.

Глава 17

Пока Грачев чесал на моем «Лэнд Крузере» и Индианаполис, коварно надеясь совратить с пути истинного ребят из небольшого, но страшно инновационного «тюнинг-ателье», у меня в Чикаго оставался еще один незакрытый гештальт. Мишень, которую нельзя было доверить ни восторженному Грачеву, ни «амторговским» клеркам. Слишком тонкая материя, очень болезненная сфера.

В моем блокноте, среди списков станков и марок стали, чернела фамилия, которую в Москве цедили сквозь зубы — с нескрываемой ненавистью к «предателю» и то и дело пробивавшейся завистью к его несомненному таланту. И он был нам сейчас чертовски нужен.

Звали этого «нетоварища, отщепенца и негодяя» — Владимир Николаевич Ипатьев.

В прошлом — генерал-лейтенант Императорской армии, отец русской химической промышленности. В настоящем — изгой, лишенный паспорта, и главный алхимик корпорации UOP. Человек, который прямо сейчас, в лабораториях Иллинойса, учил мир варить кровь современной войны — высокооктановый бензин.

Несколько раз я подходил к телефону, брал его… и клал трубку на место. Позвонить? А что сказать? «Здравствуйте, я инженер из ЦК»?

Бред. В ответ он просто бросит трубку. У генерала есть все основания ненавидеть нас. Мы выгнали его, затравили фельетонами в «Правде», грозили трибуналом. С чего бы белому офицеру помогать красным комиссарам?

Чтобы проломить стену отчуждения, требовался таран. Или погоны, равные по весу его бывшим. Ипатьев — человек старой формации, уважающий иерархию. Разговор с мелкой сошкой для него унизителен. Ему нужен равный. Ну, то есть — член ЦК!

Лифт бесшумно вознес меня на двадцать пятый этаж, в «императорские» апартаменты.

Анастас Иванович Микоян, закопавшись в биржевые сводки по зерну, выслушал меня, не отрываясь от колонок цифр. Но стоило прозвучать фамилии «Ипатьев», как карандаш в его руке замер. Нарком задумчиво покрутил ус.

— Помню. Громко дверью хлопнул, когда уезжал. Коба тогда был в ярости.

— Анастас Иванович, без его знаний наши новые моторы — просто дорогой металлолом. Мы купили «железо», но кормить его нечем. Ипатьев — это ключ к высокооктановому топливу. Но насколько он любит коммунистов — сами знаете. Боюсь, как бы мне не завалить все дело!

В маслянистых глазах Микояна вспыхнула смешинка.

— Что, Лёня? Хочешь выставить меня на передовую?

— Именно. Вы — член ЦК. Нарком. Для него, человека старой Империи, это статус, знак уважения. Если пригласим его сюда, в приватной обстановке… Шанс есть.

Микоян кивнул, откладывая бумаги.

— Добро. Зови. Армянский коньяк найдется, лимон нарежем. Посидим, поговорим как русские люди на чужбине.

— Только, Анастас Иванович, тактику сменим, — я понизил голос, склоняясь над столом. — Разыграем классику. Я буду цербером. Давить на факты, на угрозу войны, провоцировать. А вы — миротворцем. Сглаживать углы, сулить гарантии, бить на ностальгию. «Плохой и хороший полицейский».

Микоян рассмеялся, блеснув белыми зубами.

— А ты хитрец, Леонид. Ладно. Побуду добрым следователем. Тащи своего генерала.

* * *

Вечером люкс Микояна превратился в уютную ловушку. Свет приглушили, в хрустале играл янтарь коньяка, на блюде желтел лимон и темнел шоколад — натюрморт, призванный разбудить память о потерянной жизни.

Ипатьев прибыл с точностью хронометра. Семьдесят лет не согнули его спину — он держался прямо, как будто проглотил офицерскую шашку. Седой, грузный, с умными и бесконечно усталыми глазами за толстыми линзами. В каждом его движении сквозила настороженность: он явно ждал если не яда в бокале, то ордера на арест.

— Присаживайтесь, Владимир Николаевич, — бархатным голосом произнес Микоян, наполняя пузатые фужеры. — Рады видеть. Родина вас помнит.

Губы старика искривила горькая усмешка.

— Помнит… Лишает гражданства, поливает помоями в газетах, грозит судом. Избирательная у Родины память, дражайший Анастас Иванович!

— Лес рубят — щепки летят, — мягко парировал нарком, пододвигая бокал. — Времена сложные. Но мы здесь не для того, чтобы копаться в золе обид. Мы здесь ради будущего. Ради победы в грядущей войне, Владимир Николаевич. А она неизбежна. И Россия в ней может сгореть дотла, если останется без щита.

Пришло время и мне сказать пару слов.

— Владимир Николаевич, к черту лирику. Я читал ваши статьи. Полимеризация олефинов, каталитический крекинг. Вы научились делать то, что остальным не по зубам — превращать нефтяные отходы в жидкое золото.

Глаза старика за стеклами очков на мгновение ожили. Наука была единственным, что еще могло зажечь в нем огонь.

— Не совсем отходы… — в голосе Ипатьева прорезались лекторские интонации. — Мы берем газы крекинга. На фосфорном катализаторе собираем из коротких молекул длинные цепочки. Получаем «изооктан». Это своего рода «концентрат мощности» — химически чистое вещество, эталон горения. Оно не детонирует в цилиндрах моторов. Добавляя его в обычное топливо, мы получаем бензин с октановым числом сто. Американские военные в восторге — их истребители на нем летают на тридцать миль быстрее и поднимаются выше.

— Вот именно, — жестко сказал я. — А наши в лучшем случае летают на семьдесят восьмом. И когда начнется война, наших мальчишек будут сбивать, как куропаток, просто потому, что у «Мессершмиттов» и «Юнкерсов» моторы будут мощнее. А авиационный двигатель сейчас — это основа основ. Будут сильные моторы — будет превосходство в воздухе, будет победа. Нет — нет. Владимир